Маргиналы и маргиналии - [16]

Шрифт
Интервал

Они со старичком Мишей потихоньку вышли, прихватив с собой черную папку с фотографиями Лариных работ.

Как часто бывает в Нью-Йорке, к вечеру стало теплее, чем днем, из разноцветной мигающей темноты долетал откуда-то прелестный дымный запах. Этот запах и этот замечательный вечер ей запомнились так, как запоминаешь в детстве или в полусне, не понимая, не думая и не оценивая. Какой-нибудь угол улицы, невнятный разговор запоминается, и потом долго кажется, что именно в тот момент в жизни произошло что-то, повернулось и изменилось.

Сначала они собирались зайти в кафе, но каким-то образом попали в бар. Веселый и не такой уж старый Миша оказался большим знатоком коктейлей, и когда они через два часа дегустации вышли из бара, то уже договорились о совместной работе и перешли на «ты». Он в прежней жизни был главрежем и худруком, теперь стал помрежем и ассистентом, работал по всей стране, иногда даже на Бродвее, чаще в маленьких театрах. Ларе он предложил работу непостоянную и малооплачиваемую, но зато интересную.

Главное – говорить с ним было легко. Они были ровесниками по эмиграции, приехали в один год. Ничего ему объяснять не надо было.

– А ты заметила, Ларочка, что кремнистый путь больше не блестит? С тех пор как город благоустроился и очистился, нет больше алмазного блеска под ногами, свет фонарей не отражается в россыпях битого стекла. А ведь в первые годы мы ходили по осколкам, и все блестело и сверкало. Вот скажи мне, что ли именно трудностью, почти невозможностью выживания этот город и дает чувство триумфа? Как бывает женщина, фам такая фаталь, не красотой берет, а именно стервозностью. Этот город ведь не место жительства, а вид спорта. И не архитектура делает его прекрасным, а постоянное ощущение: я выжил. Вот еще одна весна, еще одна осень, а я-то выжил. Я все еще здесь. Вот февраль свирепствует, вот потеплело, деревья расцветают, вот акациями пахнет и к июлю светлячки начинают мерцать в парках, вот уже листья шуршат под ногами, дети бегают по улицам ряженые задолго до Хеллоуина, тонкий холод утром, бруснику продают к Благодарению и опять уже предчувствие Рождества – а я все еще здесь. Вот ресторан закрылся, прогорел и магазинчик угловой к черту обанкротился – а я выжил, я цепляюсь за подножку уходящего поезда, еще не сорвался.

Тут он поцеловал Ларису в щечку.

– Но вот что я тебе хочу сказать, Ларочка, просто в виде предупреждения: бывают такие люди, у которых все с плохо скрытой антипатией занимают деньги. Они расхлебывают все неприятности, раздают лекарства, муку, билеты на последний поезд из военной зоны. Учти: они скучные, эти персонажи. Добродетель их малоромантична. Кстати, и нации такие бывают: посмотри на наших теперешних сограждан. Эти люди вечно стремятся всем помогать, и никто им за эту помощь особенно не благодарен.

Вот и ты, Ларочка, боюсь, из той же породы. А Поэт твой – он в молодости наверняка был шалопаем, потом стал балбесом, теперь явный олух, а скоро старость подойдет – станет маразматиком.

– Ну зачем уж ты так! Миша, вот ты очень интересно говоришь, удовольствие послушать – но зачем так зло? Ведь он Поэт. Я постоянно о деньгах беспокоюсь, о страховке, что будет, если заболею, – в моей профессии вечно неприятности со спиной и с ногами. А Поэт – он совершенно бескорыстен, как птица небесная. Он презирает деньги.

– Для совершенного бескорыстия, Ларочка, нужно одно: сесть кому-нибудь на шею. А презирать деньги глупо, потому что тем самым и плоды деятельности других людей презираешь, все искусства и ремесла. Лишаешь одаренных людей, вот как ты, возможности совершенствоваться. Презрение к приобретательству – это пренебрежение к сделанному другими, мания величия.

– Знаешь, они с Манькой хотят тут остаться, им понравилось. А язык учить не хотят. Бумаги собираются подделывать. Она говорит: «Мы не будем нарушать закон, мы его просто обойдем». Я им не могу ничего объяснить про законность, ничего!

– Всем нравится Нью-Йорк. Хоть чадру на этот город надевай, а лучше бурку до полу, чтоб не прельщал никого и не вводил в соблазн. А объяснять поэтам про законность не надо. Их надо гнать в шею. Квартира у тебя не такая уж большая, а тут два графомана подселились.

И вправду: когда Лариса вернулась домой, выяснилось, что для двух графоманов в квартире не хватило места. Между ними происходил очень громкий скандал, Манечка рыдала. Умение рыдать на людях не вызывало у Лары, как и у большинства женщин, никакого сочувствия, только зависть. Мужчины принимают женские слезы за чистую монету, а женщины видят плачущую насквозь, оценивают рыдания, как знатоки – шахматную партию. Тут главное, чтобы не краснел и не распухал нос. Вот Ларе всегда приходилось плакать одной.

Перегрызлись они на литературной почве: Манечке больше аплодировали. Ее строки «блестит луна, а я одна» тронули сердца аудитории. Из ее веночка выщипывали цветы на память. Ее называли чаровницей и волшебницей. А Поэт назвал Маню эпигонкой. Маня заподозрила в незнакомом слове неприличное значение и обиделась даже чрезмерно.

Лара не слушала их криков. Она сидела посреди своей разгромленной гостиной, пьяная, голодная – ей пирогов не досталось, все смели до крошки – и чувствовала себя счастливой. Ей предстояла карьера на Бродвее, ей явно предстоял роман с Мишей, творческим, хотя и пожилым, человеком. Она и сама, оказалось, творческий человек. Она только что услышала от Миши, что квартира у нее не такая уж и большая. Она интереснее своей квартиры.


Еще от автора Наталия Михайловна Червинская
Запоздалые путешествия

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Поправка Джексона

Первое, что отмечают рецензенты в прозе Наталии Червинской — ум: «природный ум», «острый ум», «умная, ироничная» и даже «чересчур умная». Впрочем, Людмила Улицкая, знающая толк в писательской кухне, добавляет ингредиентов: отличное образование (ВГИК), беспощадный взгляд художника, прирожденное остроумие, печальный скепсис и свободное владение словом. Стоит прочесть всем, кто помнит, какую роль сыграла поправка Джексона — Вэника в эмиграции из СССР. А кто не в курсе — им тем более. Поправку наконец отменили, а жизнь не отменишь и не переиграешь — она прожита вот так, как ее написала-нарисовала «чересчур умная» Червинская.


Рекомендуем почитать
Изобрети нежность

Повесть Е. Титаренко «Изобрети нежность» – психологический детектив, в котором интрига служит выявлению душевной стойкости главного героя – тринадцатилетнего Павлика. Основная мысль повести состоит в том, что человек начинается с нежности, с заботы о другой человеке, с осознания долга перед обществом. Автор умело строит занимательный сюжет, но фабульная интрига нигде не превращается в самоцель, все сюжетные сплетения подчинены идейно-художественным задачам.


Изъято при обыске

О трудной молодости магнитогорской девушки, мечтающей стать писательницей.


Мед для медведей

Супружеская чета, Пол и Белинда Хасси из Англии, едет в советский Ленинград, чтобы подзаработать на контрабанде. Российские спецслужбы и таинственная организация «Англо-русс» пытаются использовать Пола в своих целях, а несчастную Белинду накачивают наркотиками…


Атеистические чтения

Математическая формула, которой уже около 200 лет, помогает сделать такие расчеты. Чтобы прийти к такому выводу, авторы статьи из последнего номера P.M. Magazin сначала попрактиковались в математике.Расчеты вероятности и достоверности касались на этот раз не сухих чисел, а самых сложных вопросов человечества.Авторы P.M. Magazin выдвинули гипотезу «Бог существует» и стали размышлять на эту тему: насколько велика вероятность того, что Бог создал Вселенную? Насколько велика вероятность того, что эволюция на Земле произошла при его участии? Насколько велика вероятность того, что добро немыслимо без Бога? Каждый утвердительный ответ говорит в пользу существования Бога, а любое убедительное объяснение, не имеющее ничего общего с «промыслом Божьим», снижает вероятность его существования.В результате было установлено: Бог существует с вероятностью 62%.


Деревенские дневники

 Эта книга не обычное описание жизни в одной отдельно взятой деревне, а чрезвычайно личностное, заинтересованное размышление о смысле жизни в деревне вообще. И конечно же, о том, как живется-можется русскому человеку на русской земле. Понятно, жизнь эта непроста, и не текут у нас молочные реки в кисельных берегах, но все же - хороша русская деревня! Как бы загадочно и темно ни было ее прошлое, а настоящее - невразумительно и зыбко...


У Судьбы на качелях

В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.


Свет в окне

Новый роман Елены Катишонок продолжает дилогию «Жили-были старик со старухой» и «Против часовой стрелки». В том же старом городе живут потомки Ивановых. Странным образом судьбы героев пересекаются в Старом Доме из романа «Когда уходит человек», и в настоящее властно и неизбежно вклинивается прошлое. Вторая мировая война глазами девушки-остарбайтера; жестокая борьба в науке, которую помнит чудак-литературовед; старая политическая игра, приводящая человека в сумасшедший дом… «Свет в окне» – роман о любви и горечи.


Против часовой стрелки

Один из главных «героев» романа — время. Оно властно меняет человеческие судьбы и названия улиц, перелистывая поколения, словно страницы книги. Время своенравно распоряжается судьбой главной героини, Ирины. Родила двоих детей, но вырастила и воспитала троих. Кристально честный человек, она едва не попадает в тюрьму… Когда после войны Ирина возвращается в родной город, он предстает таким же израненным, как ее собственная жизнь. Дети взрослеют и уже не помнят того, что знает и помнит она. Или не хотят помнить? — Но это означает, что внуки никогда не узнают о прошлом: оно ускользает, не оставляя следа в реальности, однако продолжает жить в памяти, снах и разговорах с теми, которых больше нет.


Жили-были старик со старухой

Роман «Жили-были старик со старухой», по точному слову Майи Кучерской, — повествование о судьбе семьи староверов, заброшенных в начале прошлого века в Остзейский край, там осевших, переживших у синего моря войны, разорение, потери и все-таки выживших, спасенных собственной верностью самым простым, но главным ценностям. «…Эта история захватывает с первой страницы и не отпускает до конца романа. Живые, порой комичные, порой трагические типажи, „вкусный“ говор, забавные и точные „семейные словечки“, трогательная любовь и великое русское терпение — все это сразу берет за душу.


Любовь и голуби

Великое счастье безвестности – такое, как у Владимира Гуркина, – выпадает редкому творцу: это когда твое собственное имя прикрыто, словно обложкой, названием твоего главного произведения. «Любовь и голуби» знают все, они давно живут отдельно от своего автора – как народная песня. А ведь у Гуркина есть еще и «Плач в пригоршню»: «шедевр русской драматургии – никаких сомнений. Куда хочешь ставь – между Островским и Грибоедовым или Сухово-Кобылиным» (Владимир Меньшов). И вообще Гуркин – «подлинное драматургическое изумление, я давно ждала такого национального, народного театра, безжалостного к истории и милосердного к героям» (Людмила Петрушевская)