Маргарита - [11]

И парковка без всяких проблем.

Министр все-таки посидел чуть, выбирая момент, когда публики нет проходящей, вылез и прошел под козырек подъезда.

Панель с кнопками.

Непонятно, какую нажать.

Но сама собой засветилось верхняя планка: «Входи, мужик».

* * *

Козулинский: Вы кого хотите интегрировать — мусульман, у которых есть уже религиозный интеграл, этнические группы со своим интегралом выживания?

Явлинов: Н-ет, я хочу интегрировать на базе общечеловеческого.

Козулинский: Оно существует?

* * *

Передняя.

Мужчина на полированной лавке.

Странно — свитер, штаны — все обычное, а на голове с коротким козырьком синяя с красным обводом фуражка.

И семечки лускает, плевками себе под ноги.

— Я по записи.

Мужчина поднял глаза — темный один, другой — нехорошо серебрящийся — и, не вставая, кивнул ему «дальше».

Дальше — он сделала три шага вперед — дверь комфортного вида с фирменной, под золото, ручкой, с табличкой, тоже под золото: «Б. Г. Мотов», ниже — всякие научные звания и магические профессуры.

Министр, нажав ручку, сделал шаг внутрь…

Обстановка, на первый взгляд, обрадовала — никакой «хиромантии»: человек толстоватый в белом халате и шапочке, старомодные очки — солидный, немолодой — усики и бородка уже с сединою. На столе черный бинт со жгутом, на предмет — смерить давление, по полкам банки — в одной выставившаяся брюхом лягушка.

Он взял пару зеленых «штук», а теперь подумалось — за что тут много платить?

А вот дальше пошел туман — запомнившийся от другого какого-то к голове измерения.

Детство… да было — ранние половые связи и от этого разочарованье, комсомол, партком ради квартиры, сгибаться приходилось перед разным начальством, противное всё — пережил вдруг в минуту, и почувствовал гадкость.

— С памятью у нас непорядки?

— Непорядки. Можно сказать, из-за нее к вам прибыл.

— С памятью, — врач посмотрел на открытую брюхом лягушку, — с памятью могу сделать всё или ничего.

— Извините, как понимать?

— Память, любезный, позволяет не только помнить, но и не помнить.

— Типа, помнить, конечно, хочу.

Человек в белом халате опять посмотрел на лягушку, распластавшуюся лапами вверх.

— Затруднениев не боитесь?

Здесь туман стал другим, и до самого приезда домой, сна глубокого…

* * *

— Любопытно, Денис Денисович.

— А что они мелют?

— Некто Козулинский утверждает, что кроме чисто биологического, ничего общечеловеческого вообще не существует.

— Почему вас удивляет, голубчик? И наливайте вермут.

— Ну, общечеловеческие ценности, о которых говорит Явлинов.

— Н-да?.. Я ведь всегда смотрел по спутниковым каналам Россию. Помнится, поймали убийцу-людоеда, спрашивают его — что будет делать, когда срок отсидит, отвечает — первым делом к маме. И та, не сомневайтесь, расплачется у него на груди. Базовая ценность, не правда ли? Что вы поперхнулись, доктор, вермут очень хороший. Э, Зиночка, зайди на минутку!

Девушка впорхнула на два шажка от порога.

— Скажи, милая, ты хорошо понимаешь, что такое базовые человеческие ценности?

Плечики чуть двинулись вверх.

— Ну, правила основные… А если честно — не очень.

— А высшие ценности понимаешь?

— Конечно, это то, что выше меня, к чему я должна стремиться.

— Ну, например?

— Сострадательность, а если счастье — чтобы не мне одной. Еще стараться быть умнее. Так хочется много знать, все хочется знать о хорошем!

— Спасибо, Зинуля. Всё сказано, доктор. Ваши общечеловеческие ценности никогда не выйдут за рамки правил. А правила люди быстро начинают нарушать, когда нет никого рядом с кнутом.

— Но человечество усваивает постепенно представления о плохом и хорошем. Вы отрицаете это нравственное движение?

— Полностью отрицаю, голубчик. Наш великий философ Владимир Соловьев, живший в довольно спокойной второй половине девятнадцатого века, упорно настаивал — человечество нравственно движется «по восходящей»: люди якобы понимают, что сегодня уже нельзя делать то, что можно было какое-то время назад. Не дожил он до двух мировых войн, до нашей гражданской, потом — лагерей… а Югославия — хорошо, пусть воюют, но почему при этом надо массово насиловать женщин? А другим — бомбы кидать на простых граждан? Ну-с, Китай, с его древнейшей культурой и «культурной революцией» вдруг, Камбоджа?

— Коммунистические диктатуры, Денис Денисович.

— А где вот эта нравственная сопротивляемость человека гадостям? Где она в массах? Почему встречается только у единиц?

На телеэкране дебаты перешли в жаркую стадию.

Козулинский: Без верхней, причем ощутимой, явленной, верхней человеческой точки вы не создадите ничего, кроме экономического человека. А это существо, съедая, тут же растет и еще больше требует есть.

Явлинов. Но позвольте, вы забываете о главной общественной группе — об интеллигенции.

Козулинский: Вот именно сейчас вспомнил.

Ведущая: Видите, вспомнили.

Козулинский: Во-первых, вспомнил нашего знаменитого историка Василия Осиповича Ключевского…

Ведущая: Настоящий интеллигент!

Козулинский: …который говорил, что большинству русских интеллигентов свойственны приспособленчество и неспособность к самостоятельному умственному продукту. Во-вторых, вспомнил Хрущева — его определение интеллигенции. Позже Никите Сергеевичу объяснили, как правильно пишется и произносится одно известное слово, но поначалу, обращаясь к интеллигенции, он говорил: пи-да-разы. Обратите внимание, какое замечательное жанрообразующее звучание — пи-да-разы!