Маргарита Бургундская - [114]

Людовик Сварливый колебался. Его гордое сердце восставало против унизительного отступления.

С другой стороны, продолжение боевых действий, возможно, было чревато и вовсе разгромом. И каким разгромом! Кто знал, каких бесчинств можно было ожидать от этих бродяг в случае их победы?..

– Ох! – пробормотал король, кусая кулак. – И почему мы не можем сойтись с этими демонами один на один, в честном бою?

– Сир, мы еще возьмем реванш, и он будет ужасным. Есть лишь один способ покончить со всем этим – нужно осуществить вашу угрозу. Прикажите доставить тысячу, десять, двадцать тысяч фашин и, вместо того, чтобы окружать Двор чудес кордоном войск, окружите его кордоном фашин. Пусть сотни наших людей подожгут их одновременно со всех сторон. Мы сожжем всех этих волков в их же логове, но вместе с ними сгорит и половина Парижа, вместе с ними сгорят все ваши попавшие в плен сеньоры и не менее двух тысяч остающихся в этом логове лучников. Если король пожелает, я могу распорядиться.

– Сир, – твердо промолвил Шатийон, – мы не должны жертвовать нашими товарищами, взятыми в плен, и мы не должны жертвовать Парижем, который может и не оправиться от этого страшного бедствия. Нужно отвести войска!

В этот момент на лестнице раздались поспешные шаги.

– Впустите! – воскликнул Людовик, насторожившись. – Быть может, есть новости!

Шатийон подбежал к двери, обвел лестницу взглядом и вернулся – немало озадаченный.

– Сир, – сказал он, – это один из наших плененных друзей – Мальтруа.

– Мой отважный Жоффруа! – радостно вскричал король. – Пусть войдет! Пусть войдет!

– Я здесь, сир! – проговорил офицер, входя в комнату. – Но я должен предупредить короля, что со мной два посланника господ бродяг, и я поручился за их жизни.

– Ты обещал это, Мальтруа?

– Я обещал даже большее! Я обещал, что они смогут поговорить с королем.

– И кому ты это обещал?

– Капитану Буридану, сир. И капитан Буридан мне сказал: «Я верю вашему обещанию, мессир де Мальтруа, верю в великодушие короля». И так как я дал такое обещание, сир, я должен заявить, что если я ошибся, если король не подтвердит мои слова, я вернусь туда, чтобы сдаться в плен.

Мальтруа отступил на пару шагов и, скрестив руки на груди, застыл в ожидании. Король сделался задумчивым.

Он был недалек умом. Зачастую у него случались ребяческие приступы гнева. Но он был добр сердцем, и в глубине этого сердца жила сейчас тревога о пленниках.

– Дворянин должен держать данное слово, – сказал Людовик. – И раз уж ты пообещал им что-то от моего имени, я приму этих людей, сколь странным ни было бы это посольство.

Жоффруа де Мальтруа подошел к двери и подал знак.

Вошли двое мужчин. Они приблизились к столу и поклонились королю, который несколько секунд смотрел на них молча. Парламентеры не выглядели ни гордыми своей победой, ни смущенными оттого, что получили честь предстать перед Его Величеством королем Франции.

– Кто ты будешь такой? – спросил наконец Людовик Сварливый, обращаясь к одному из них.

– Герцог Грошовый, – лаконично отвечал человек.

– А ты? – продолжал король, повернувшись к другому.

– Меня зовут Ганс, король Арго.

Ганс поклонился еще раз, и в поклоне этом было больше вежливости, нежели смирения перед королевской персоной. Теперь он стоял во весь рост; его уродливое лицо сияло, а глаза лучились таким остроумием, что животная омерзительность этого лица невольно забывалась.

– Так это ты – король Арго! – произнес Людовик. – А что, если я прикажу тебя повесить?..

Ганс улыбнулся и ответил:

– Я надеюсь, у меня еще будет возможность показать вам, как мало я боюсь смерти. Но должен честно предупредить, что, приказав повесить меня, тем самым вы навлечете на себя и своих людей большие беды.

– Сир!.. – подал голос Мальтруа.

– Не волнуйся! – промолвил Людовик Сварливый. – Я же обещал, что выслушаю этих людей. Ну, раз уж ты король, говори! Что соизволишь сообщить мне от своего имени?

Ганс распрямился во весь свой колоссальный рост.

– От своего имени? – переспросил он удивленным тоном. – Ничего, сир. Или, по крайней мере, то, что я мог бы сказать, заняло бы слишком много времени, так много, что вы бы не смогли выслушать меня с должным терпением. Поэтому я буду говорить от имени тех, что меня послали.

– Хорошо, пусть будет по-твоему. Что им от меня нужно?

– Сущие пустяки, сир. Двор чудес просит вас отозвать те роты лучников, которые вы против него бросили.

– И это всё?

– Двор чудес просит вас также уважать и подтвердить те привилегии, которые были ему дарованы предыдущими королями, а именно: право избирать собственных королей, герцогов, графов, жезлоносцев и клевретов; право проводить собственную политику в пределах королевства Арго. Все эти и другие привилегии вам известны. Но среди них есть одна, сир, которую мы будем защищать до самой смерти. Либо эта привилегия у нас сохранится, либо Двора чудес не станет.

Король, удивленный достоинством, которое присутствовало в речи, жестах и манере держаться этого человека, внимательно посмотрел парламентеру прямо в глаза.

– И что это за привилегия? – спросил он.

Ганс отвечал:

– До сих пор, за всю историю мира, ею располагали лишь два существа: Бог и нищий. Если тому бедняге, который, вашим указом, был приговорен к смерти и должен был отправиться на костер или виселицу, удавалось спастись из рук ваших сержантов, он обретал неприкосновенность, как только входил в церковь или во Двор чудес, в святилище или в жилище нищего. Сир, нищий вправе помиловать любого смертника, который находится в его доме, и будьте осторожны с этим правом, сир: посягая на него, вы, быть может, посягаете и на право Господа Бога. Будьте осторожны, король. Когда вы уничтожите права Господа, вы, быть может, уничтожите и свои собственные. Ваша власть – это та, которую вы получили от Бога. Убейте одну – и вы убьете другую. Всё взаимосвязано. От короля к Богу, от Бога к нищему: стоит лишь одной цепочке порваться, и подмостки, на которых выстроен этот мир, рухнут.