Маргарет Тэтчер. Женщина у власти - [171]

Предприниматель в политике, она пошла на риск для того, чтобы двинуть Великобританию вперед. Англия, однако, до сих пор получает наибольшее удовольствие, когда оглядывается в свое прошлое. Тэтчер соскребла с этого прошлого слои растрескавшейся краски и штукатурки, чтобы обнажить стальной каркас нации. Процесс оказался весьма болезненным, и к тому же англичане не хотели бы докапываться до скелета: они предпочитают костюмы и косметику. Не случайно в Англии всегда было так много талантливых актеров. Британцам нет равных, когда надо создать искусственный характер. И многие из таких персонажей, особенно из числа сильных и власть имущих, внутренне сложны и неоднозначны. Тэтчер прямолинейна и проста. Британцы всегда высказываются двусмысленно; Тэтчер не делает этого никогда.

Тэтчер постоянно стремится что-то сломать, разнести. «Когда она видит нечто установившееся, ей хочется вдарить по нему своей сумочкой», — как сказал один из консерваторов. И более всего восстает она против консенсуса — особенно ценимого в Англии качества, сформированного всей историей страны. В общественных местах англичане понижают голос и аккуратно выстраиваются в очередь. Это неотъемлемая часть того типа поведения, что направлен на сглаживание острых углов, на достижение совместимости людей на острове, территория которого меньше, чем штат Орегон, а население — почти 60 миллионов человек.

«Нет ничего более несвободного и неблаговоспитанного, чем громкий смех», — писал лорд Честерфилд {7}. Британский разговор может сверкать легким остроумием и чувствительной проницательностью, иногда не вполне приятной для собеседника. Но чаще всего его основа — осторожность. Большинство британцев не любит говорить о самих себе, своих детях и семье, своей работе, вероисповедании и политических взглядах. Все это скорее типично для американцев. Англичане предпочитают безопасные темы разговоров, особенно погоду. Иное дело Тэтчер: она терпеть не может пустые, бессодержательные разговоры. И если настроение ее к этому располагает, она не смущается громко рассмеяться.

Своим сторонникам Тэтчер представляется кем-то вроде Геркулеса: огромным политическим колоссом, который отбросил социализм, лишавший страну жизненных сил, и поставил на его место полные энергии свободу предпринимательства и открытые возможности. Она подорвала силу и влияние профсоюзов, устранила ограничения, накладываемые всепроникающим и всепарализующим правительственным контролем, добилась оживления экономики и восстановила уважение к Великобритании в мире.

Противникам Тэтчер представляется автократом, жестким и безразличным к людям, возрождающим этику стяжательства, раскалывающим страну, разрушающим ее промышленную мощь, отказывающимся признавать общность судеб Англии и Европы и вместо этого распродающим страну Соединенным Штатам.

Тэтчер уже преуспела в разрушении государства всеобщего благоденствия, созданного Эттли. Излечена «британская болезнь» — сила и влияние профсоюзов сошли почти на нет. Больше нет неконтролируемых стихийных забастовок, как нет и безвольной, трусливой администрации предприятий, не способной принимать решения, диктуемые конкуренцией. Все это в совокупности — самое большое достижение Тэтчер. Некоторые реформы в профсоюзах — например, введение правила об обязательном тайном голосовании перед объявлением забастовки — заслужили одобрение и признание со стороны самих же рабочих. Как следствие, уровень забастовок находится сейчас на минимальной за последние пятьдесят лет отметке. В 1979 году британская промышленность потеряла из-за забастовок 30 миллионов рабочих дней. В 1989 году — менее двух миллионов. По мере того как падало влияние профсоюзов, росла производительность труда. В обрабатывающих отраслях она выросла на 3,5 процента и по темпам роста опередила все страны, даже Японию. Выработка на одного рабочего выросла с 1980 года на 5 процентов — больше, чем в Японии, Германии или в Соединенных Штатах.

Для лиц наемного труда условия жизни в тэтчеровской Англии были неплохи. По сравнению со странами континентальной Европы реальная зарплата была невысока, но она стабильно повышалась после 1979 года. Богатые стали еще богаче. Британские налоговые списки включают сейчас 20 тысяч чистых миллионеров — это в четыре раза больше, чем было пять лет назад. Число людей, владеющих собственными домами, тоже на рекордной отметке. К началу 1989 года 68 процентов британцев имели собственные дома, по сравнению с 53 в 1979 году. Великобритания стоит на втором месте в мире после Японии как страна-кредитор: за рубежом вложено 160 миллиардов долларов.

В вопросах налоговой политики тэтчеризм — это рейганизм, но без дефицитов государственного бюджета. На протяжении ряда лет многие из корпораций и частных лиц, получавших значительные доходы, стремились уехать из Великобритании. В своем самом первом бюджете Тэтчер снизила максимальные налоговые ставки в 83 процента на заработанный доход и 98 процентов на незаработанный доход до единого уровня в 60 процентов. Тем самым начала выправляться проблема налоговой эмиграции. К концу десятилетия прежние эмигранты уже толпой валили назад. К концу 1989 года высшая налоговая ставка была уже 40 процентов, близко к уровню, установленному администрацией Рейгана, — 33 процента, включая местные налоги и налоги штатов. Реформа налогообложения корпораций снизила ставки с 52 до 35 процентов и тем увеличила доходы корпораций от этого снижения с 7 миллиардов долларов в 1979 году до почти 30 миллиардов в 1989 году. Изменилась и корпоративная этика. Еще в середине 80-х годов британские менеджеры приходили на работу попозже, тратили по три часа в день на обеденные перерывы с выпивкой и уходили с работы пораньше. В начале 90-х годов подобное было уже редкостью. Обычным явлением в Англии стали плотный завтрак, который делает необязательным перерыв на обед, но хорошо заряжает энергией на весь день, обед продолжительностью не более часа и без алкогольных напитков, а также бег трусцой.