Маргарет Тэтчер. Женщина у власти - [167]

Переделать себя она, безусловно, не могла, но в помощи нуждалась. Однако было маловероятно, чтобы она получила такую помощь в собственном правительстве. Во время первого и второго сроков полномочий такая помощь приходила ей со стороны. На этот раз было неясно, кто мог бы стать очередным спасителем. В середине третьего срока все показатели складывались плохо. Экономисты все чаще предсказывали, что спад ударит по Англии в середине или во второй половине 1990 года. Если бы это произошло, у нее было бы мало шансов — а возможно, не было бы их совсем — добиться экономического подъема до следующих выборов. В прошлом, когда дело оборачивалось туго, всегда можно было рассчитывать на то, что оппозиция сама подставит себе подножку. Но в начале 1990 года оппозиция выглядела лучше, чем когда-либо за многие последние годы.

Нейл Киннок добился таких успехов в обновлении своей партии, что впервые после 1979 года, когда Тэтчер переехала на Даунинг-стрит, лейбористы представляли собой реальную угрозу. Первые два года после третьего прихода Тэтчер к власти Киннок потратил на тщательнейший пересмотр всех аспектов лейбористского курса. Он уяснил для себя то, что было очевидно всем: британцы более не хотят поддерживать лейбористскую партию старомодно-социалистического образца. Поняв это, Киннок решил действовать. В октябре 1989 года, когда партия собралась на свою очередную ежегодную конференцию, проходившую на этот раз под новым лозунгом — «Ответим на вызов времени, добьемся перемен!», — Киннок добился перемен, выбросив за борт весь старый идеологический багаж.

Отказались от требования одностороннего разоружения — вместо него появился призыв к проведению многосторонних переговоров и достижению соглашений по контролю над вооружениями. Отказались от требований конфискационной налоговой политики, значительных расходов на социальные цели и безоговорочной поддержки профсоюзов — вместо всего этого была провозглашена поддержка рыночной экономики. Отказались от требований ренационализировать предприятия, приватизированные правительством Тэтчер, — вместо этого появился план возвращения под контроль правительства только основных коммунальных служб. Отказались от сомнений в адрес ЕС и интеграции, решительно поддержав вместо этого предложения ЕС по достижению большей степени интеграции после 1992 года. Было ликвидировано влияние в партии «воинствующих» и «левых лунатиков» — из Национального исполкома лейбористов вышел член парламента от этой партии Кен Ливингстон, символизировавший собой крайне левое ее течение.

Была принята предвыборная платформа, тщательно учитывавшая каждую из обнаруженных Тэтчер слабостей, но и бравшая на вооружение оправдавшие себя начинания ее правительства. Лейбористская партия твердо брала курс на то, чтобы на следующих выборах добиться победы. Тони Бенн жаловался, что лейбористская партия становится близнецом консервативной, а ее политическую программу «пишет доктор Гэллап» {18}. Но Джеймс Каллаган, у которого в свое время Тэтчер отобрала премьер-министерский пост, придерживался более прагматического взгляда: «Перемены были давно необходимы, и хорошо, что они происходят». Опросы общественного мнения фиксировали повышение симпатий к лейбористам, которые в начале 1990 года опережали консерваторов Мэгги на величину от шести до двенадцати процентов.

Лейбористам и раньше удавалось добиваться таких отрывов в середине каждого срока полномочий премьер-министра. Нельзя, конечно, было исключить, что и на этот раз получится так же. Но у Киннока были и другие козыри. Самым существенным из них было то, что оппозиция консерваторам не была более расколота внутренне. Впервые после 1979 года очередная предвыборная борьба должна была проходить в условиях традиционной двухпартийное™. Остаткам либеральной и социал-демократической партий приходилось довольствоваться политической обочиной. Всем, кого не устраивали тори — а таких на двух последних выборах было большинство, — предлагался бы один-единсгвенный выбор: голосовать за лейбористов.

Изменения, происходившие в международной обстановке, тоже работали на лейбористов. Перемены в странах Восточной Европы, демонтаж советской империи делали невозможным и дальше соглашаться с упором на мощную оборону и ограничением ради этого социальных расходов, на чем продолжала настаивать Тэтчер. Тэтчер не смущало то, что она идет не в ногу с Западной Европой — она всегда шла именно так, — но теперь положение менялось. То, что в 50-е годы Великобритания оказалась в стороне от начинавшейся западноевропейской интеграции, со временем нанесло ей же весьма ощутимый ущерб. Теперь страна просто не могла себе позволить остаться за бортом интеграции, намеченной на период после 1992 года. Да и как бы ни был авторитетен лидер Англии, ни Буш, ни Горбачев не проявят к этой стране интереса, если она изолирует себя от новой Европы.

Неожиданные трудности для премьер-министра возникли и в связи с массовым убийством студентов и других сторонников демократии на площади Тянаньмэнь в-Пекине в июне 1989 года. После кровопролития Тэтчер подтвердила, что Англия, несмотря ни на что, будет придерживаться соглашения 1984 года о возвращении Гонконга Китаю в 1997 году. Сознавая, что такое решение может вызвать трудности на национальной почве в Великобритании, она не пошла на предоставление права жительства в Англии 3,3 миллиона китайцев в этой королевской колонии, у которых были британские паспорта. Это вызвало взрыв возмущения в Гонконге, где правительство Тэтчер стали обвинять в попытках уйти от ответственности, лежащей на бывшем центре империи, пусть и распавшейся. Под этим давлением Тэтчер в конце 1989 года согласилась допустить в страну 225 тысяч лиц с высшим образованием, служащих и деловых людей; но спору все равно не было видно конца. Премьер-министру было гораздо легче добиться поддержки в парламенте политики насильственной репатриации вьетнамцев, которые добирались на лодках из своей страны до Гонконга, надеясь получить там политическое убежище. Решение Тэтчер отправить назад тех, кого британское правительство не считало настоящими политическими беженцами, вызвало возмущение во всем мире. Тэтчер отмахнулась, заявив, что колония не сможет справиться с таким притоком населения и что другие страны — в том числе и осуждающие ее политику — тоже отказываются принять этих беженцев. Эти взаимосвязанные вопросы постоянно присутствовали в газетных заголовках, но фактом было и то, что, сколь бы ни была противоречивой позиция Тэтчер о недопущении иммиграции, она никогда не приводила к потере ею голосов на выборах. По этому вопросу, как и по большинству других проблем внешней политики, Тэтчер чутко улавливала настроения избирателей и никогда не заходила слишком далеко, подыгрывая ностальгии по «доброй старой маленькой Англии», воспоминание о которой глубоко засело в национальном характере.