Марафон длиной в неделю - [58]

Они миновали железнодорожную станцию, забитую пассажирскими и товарными вагонами, промчались по узким улицам, пересекли трамвайную линию и вдруг выехали на широкий бульвар — дома расступились, давая простор деревьям, газонам. Бобренок подумал, что первое впечатление часто обманчиво: город не такой уж серый и хмурый.

Девушка в мокрой пилотке, взмахивающая флажками на перекрестке, указала им дорогу, и через несколько минут «виллис» остановился возле штаба. Часовой долго и внимательно проверял документы. Бобренок видел, как нетерпеливо переступает с ноги на ногу Толкунов, наверно, еще чуть-чуть и взорвался бы. Майор, успокаивая, положил руку ему на плечо, и как раз в этот момент часовой, возвратив им документы, пропустил прибывших в помещение.

В длинном коридоре курили, оживленно разговаривая, офицеры. Видимо, Бобренок с Толкуновым и в самом деле имели жалкий вид, потому что все, внезапно умолкнув, проводили их сочувственными взглядами. Толкунов заметил это и сердито засопел — он не терпел жалости и сочувствия к себе.

Карего вызвал начальник штаба, и полковник должен был вот-вот возвратиться. Толкунов сбросил шинель, и адъютант, увидев, что у капитана промокла даже гимнастерка, засуетился и налил им по стакану крепкого чая. Бобренок держал стакан в ладонях, отогревая их, пил, обжигая губы, но не мог остановиться.

Карий застал их за чаепитием, попросил и себе чаю, так со стаканами в руках вошли в его кабинет и уселись за столом. Отхлебнув несколько раз, полковник поставил стакан, даже отодвинул его подальше и сказал так, будто прервали разговор совсем недавно:

— Плохо мы работаем, товарищи, если рядом, возможно, в соседнем квартале, сидит вражеский резидент и переговаривается со своим начальником по рации...

Бобренок молча глотнул чай. Это «плохо мы работаем» явно не могло относиться к ним с Толкуновым, ведь и о рации, и о резиденте слышали впервые. Видно, и Толкунов разделял его точку зрения: он даже не взглянул на полковника, занятый сладким ароматным чаем.

Карий, подавив улыбку, продолжал:

— Вы напрасно демонстрируете эдакую индифферентность, товарищи офицеры. Отныне резидент имеет к вам непосредственное отношение. Даю вам три часа на отдых, на устройство и сразу же за работу.

Все же Бобренку хватило характера, чтобы молча допить чай — правда, осталось лишь несколько глотков. Затем спросил:

— Когда он впервые вышел в эфир?

— Вчера вечером.

— А сегодня тоже, только с другого места?

— Нет, приблизительно в том же районе.

— Что же пеленгаторы?..

— Радист опытный, меняет время передач, волны и частоту. Чтобы засечь его, нужен не один день, а мы не можем позволить себе такой роскоши.

— Передача расшифрована?

— Еще нет. Но сегодня вечером, в крайнем случае завтра утром...

— Вы полагаете, товарищ полковник, что тут целая резидентура?

— У нас есть агентурные данные. Еще две недели назад наш разведчик, работающий в «Цеппелине», сообщил, что немцы оставили во Львове несколько агентов. К сожалению, у него не было сведений о них.

— Может, сейчас что-либо прояснилось?

— С ним утрачена связь. Зондеркоманда «Цеппелин» передислоцировалась куда-то на запад, пока еще не знаем, куда именно.

— Сплошной туман?

— Туман, — согласился Карий. — Но командующий дал нам лишь неделю и ни дня больше. Шпионское логово должно быть ликвидировано.

Карий постучал пальцами по столу. Он не сказал розыскникам, что командующий только что говорил с ним резко. Случалось это не столь уж и часто, да и генерала можно понять: дивизии, развивая наступление, вышли в Карпаты, на так называемую линию Арпада, в тылу осуществлялась передислокация частей, и деятельность вражеской агентуры чревата серьезными неприятностями.

Толкунов давно уже допил чай, но не выпускал из рук пустого стакана. Карий заметил это и спросил:

— Еще чаю, капитан?

Толкунов хмуро покачал головой.

— Ненастье на дворе... — пробурчал он, будто скверная погода могла повлиять на поимку вражеских агентов.

— Хуже некуда, — согласился Карий. — Но мы приготовили вам пристойное жилище. В двух шагах отсюда, квартира с телефоном и ванной.

Толкунов назидательно поднял палец.

— Город, — сказал он рассудительно. — К тому же, большой город. А мы с майором Бобренком не привыкли работать в городах.

— Нет у меня узких специалистов по городам, — сухо оборвал его полковник. — Устраивайтесь, дежурный проводит вас. Прошу прибыть сюда в двадцать один тридцать.

Бобренок с отвращением натянул на себя мокрую плащ-палатку и, морщась от недовольного сопения Толкунова, вышел на улицу.

Дождь немного утих, но город от этого не стал веселее. Нескончаемое нагромождение каменных домов с тысячами и тысячами людей. Среди них надо найти лишь двух-трех, а шпионы ведь, как и все, ходят по улицам, разговаривают, улыбаются, где-то работают, внешне ничем не отличаясь от всех прочих, и попробуй определить, кто друг, а кто враг.

Дом, где теперь должны были поселиться розыскники, стоял на узкой улице, вымощенной гранитом, блестящим от дождя. Офицеры поднялись на второй этаж по деревянным скрипящим ступеням, совсем не гармонирующим с массивным каменным домом, адъютант позвонил, и старомодные резные двери тотчас отворились, будто гостей ждали с нетерпением. На пороге стояла женщина в длинном цветастом халате, еще молодая, лет тридцати, и красивая. Запахивая халат на груди, отступила, но адъютант не вошел.