Мао Цзэдун - [46]

Снеевлит обратил внимание на то, что большинство присутствовавших были преподавателями и студентами, и в приветственном слове указал на необходимость укрепления связей с рабочим классом. Но китайский пролетариат еще не готов к восприятию марксизма, возразил ему известный марксист Ли Ханьцзюнь. Тем не менее в принятой съездом резолюции официально заявлялось о создании Коммунистической партии Китая:

«Программа нашей партии такова: вместе с отрядами революционного пролетариата свергнуть господство капиталистов, после чего рабочий класс перестраивает общество вплоть до полного уничтожения классовых различий. Мы упраздним частную собственность и конфискуем основные средства производства: землю, машины и оборудование, здания. Среди промышленных и сельскохозяйственных работников партия ведет организационную работу и широкую пропаганду коммунизма…»

Завершение работы съезда оказалось скомканным. 29 июля, когда стало ясно, что ряд серьезных разногласий разрешить не удастся, Снеевлит предложил провести второе заседание, но не в колледже, а в доме Ли Ханьцзюня, жившего также на территории концессии. Когда на второй день делегаты собрались у Ли Ханьцзюня, крутящийся под окнами человек насторожил Снссвлита, и он предложил разойтись… Нагрянувшая китайская полиция, действиями которой руководил французский офицер, в ходе четырехчасового обыска ничего не нашла, но заседание было сорвано. Тогда инициативная группа приняла решение провести через день заключительную встречу на борту пароходика, курсирующего по озеру Цзясин, что в сорока километрах от города. Чтобы не возбудить новых подозрений, европейцы остались в Шанхае. Сходя вечером с борта парохода, делегаты громко скандировали: «Да здравствует Коммунистическая партия Китая! Да здравствует коммунизм — освободитель всего человечества!» Прогулка по озеру принесла свои результаты, однако не все они пришлись по вкусу товарищам из Коминтерна.

Так по отношению к другим политическим партиям была занята подчеркнуто независимая и даже наступательная позиция; от членов Коммунистической партии требовалось порвать все связи со всеми некоммунистическими организациями. Эта сектантская тактика не только шла вразрез с надеждами Снсевлита на союз с Гоминьданом — самой мощной революционной силой Китая того времени, но и противоречила одобренному Вторым конгрессом Коминтерна тезису Ленина о тесном взаимодействии коммунистических партий с национал-революционными буржуазными демократическими движениями.

Хуже того, делегаты отказались признать главенствующую роль Москвы, да и Коминтерн рассматривали в качестве равного партнера, а вовсе не организующей и координирующей общие действия силой.

В сентябре Чэнь Дусю, ставший секретарем временного ЦИК партии, был неприятно поражен, узнав, что Снеевлит наделен полномочиями не только отдавать ему приказы, но и требовать еженедельного отчета о проделанной работе. Примерно с месяц Чэнь вообще отказывался иметь дело с голландцем, объясняя это тем, что у китайской революции своя специфика и партия не нуждается в помощи Коминтерна. Однако его финансовые вливания, около пяти тысяч американских долларов в год, коммунисты принимали.

Авторитарный стиль работы Снеевлита, характерный впоследствии и для многих посланцев Страны Советов, отражал глубокие расхождения с провозглашенным коммунистами принципом интернационализма. Сорок лет спустя КПК отомстит за нанесенные ей оскорбления.

На 1-м съезде КПК Мао сыграл весьма незначительную роль. На одном из заседаний он сделал лишь краткое сообщение о своей работе в Хунани. Чжан Готао запомнил Мао «темпераментным молодым человеком с бледным лицом; длинный халат делал его похожим на даосского монаха». В дискуссиях он почти не участвовал, испытывая неловкость в присутствии своих образованных коллег, большинство из которых «хорошо владели японским или английским».

Через два месяца после возвращения в Чанша Мао стал секретарем Хунаньского отделения КПК. В ноябре 1922 года он организовал демонстрацию, посвященную пятой годовщине революции в России. Вот что писала в те дни шанхайская газета «Миньго жибао» («Республика»):

«Перед зданием Ассоциации образования развевался огромный красный флаг, рядом — белые полотнища с надписями: «Пролетарии всех стран, соединяйтесь!» и «Да здравствует Россия!» Над толпой множество транспарантов с иероглифами «Признать Советскую Россию!», «Да здравствует социализм!» и «Хлеба рабочим!». Внезапно появился отряд полиции, командовавший им офицер именем губернатора потребовал от митингующих разойтись. Демонстранты начали протестовать, ссылаясь на дарованную конституцией свободу собраний. На это полицейский чин лишь заметил, что приказ губернатора должен быть выполнен. Толпа пришла в ярость, послышались крики «Долой губернатора!». Тогда полиция начала срывать флаги и разгонять митингующих. Начавшийся проливной дождь упростил ее задачу».

Несмотря на этот конфликт с губернатором, Мао при поддержке провинциальной интеллигенции удалось открыть Университет самообразования, о котором он говорил еще годом раньше. Местное правительство ежегодно выделяло университету две тысячи долларов, что по тем временам составляло весьма приличную сумму. Учебное заведение ставило перед собой задачу просвещения масс и «сближения работников умственного труда с промышленными рабочими». На практике университет был школой подготовки будущих активистов партии, где обучались около двух десятков студентов. Вскоре Мао бросил работу в школе и стал директором университета, продолжая преподавать китайский язык в педагогическом колледже. Верный своим принципам здорового образа жизни, в период удушающей летней жары он заставлял студентов ходить на занятия в скандально (по понятиям того времени) открытых одеждах.