Манускрипт ms 408 - [4]

3

— Неужели будущее, ваше будущее, будущее всех и каждого уже предопределено? — проговорил Томас Харви низким, хорошо поставленным голосом. Затем помолчал несколько секунд, умышленно затягивая паузу, и, когда заметил, что зажегся красный сигнал над одной из камер, медленно повернулся к ней.

— Этот вопрос, — продолжил он, — порождает другой: свободны ли мы в своих поступках или являемся игрушкой в руках судьбы?

Мгновение ведущий программы «Средоточие мудрости»[3] оставался неподвижным. Все его тело напряглось, чтобы завладеть вниманием телезрителей. Когда он снова двинулся с места, жесты были четкими и рассчитанными. Черты лица, скрытые за короткой седеющей бородой, становились то более резкими, то смягчались в соответствии с тоном дискуссии, которую он вел. Глубоко посаженные темные глаза под нахмуренными бровями смотрели в камеру необычно пристально. Он знал, что миллионы людей наблюдали за ним, и фразы, которые он медленно произносил, казалось, были обращены к каждому из них лично.

Вот уже несколько лет аудитория «Средоточия мудрости», первой и единственной на NWA Channel телепередачи, посвященной философскому учению, не переставала расти. Эта программа, выходящая в прямом эфире, вначале привлекавшая лишь кучку студентов, со временем пленила и широкую общественность. Концепция не изменилась с момента первого выпуска: каждую неделю известные гости из мира литературы, музыки, печати, телевидения или кино участвовали в философских дебатах под руководством Томаса Харви. Бывший профессор Нью-Йоркского университета сумел быстро найти верный тон, чтобы сделать мир мыслей доступным всем и завоевывать каждую неделю все новых телезрителей, привлеченных знаниями.

Сегодня вечером приглашенные, сидящие на ступеньках студии будто в греческом соборе, смотрели на Томаса Харви, идущего к ним сквозь лес белых колонн.

— То, что должно произойти, произойдет, — сказал он, поднимаясь к ним и усаживаясь рядом, — и люди ничего не могут с этим поделать.

Мэри Донелл, брюнетка с коротко подстриженными волосами, автор нескольких популярных пьес вступила в дискуссию:

— Поверить в это, Томас, означало бы подавить желание делать что-либо. Зачем продолжать жить в таких обстоятельствах? И как искать счастья или совершать больше добрых поступков, чем дурных, если все предрешено заранее? Нет, я не согласна с вами. И, даже наоборот, считаю, что каждый день, который мы проживаем, позволяет нам строить будущее, которое мы хотим для себя.

— Идея не моя, Мэри, это мысли римских и греческих философов, которых мы называем стоиками. По их мнению, никто не может избежать своей судьбы.

— Однако перед лицом выбора у меня всегда есть несколько возможностей. В каждый момент своей жизни я чувствую, что вольна поступать так, как считаю нужным.

— Если бы стоики были здесь, они бы ответили, что свобода, о которой вы говорите, является иллюзией. Так, место, которое вы выбрали на этих ступеньках, или то, как вы, те, кто сидит перед экранами своих телевизоров, скрещиваете ноги, или одежда, которую вы надели сегодня утром, — все это уже было тщательным образом спрограммировано в сердце формирующейся Вселенной, еще раньше, чем огромные водородные облака сгустились, чтобы образовать первые звезды.

— По вашему мнению, — спросил тогда Эндрю Вироски, знаменитый журналист «Нью-Йорк таймс», — история человечества является всего лишь цепью причин и следствий, возникшей несколько миллиардов лет назад, задолго до рождения Земли?

— Именно так, и я даже добавлю, что бесполезно пытаться изменить ход вещей, так как в этом межзвездном пространстве кроме параметров будущей солнечной системы также была запрограммирована и ваша собственная жизнь, равно как и события, о которых вы напишете в своих статьях сегодня вечером, завтра, через месяц или несколько лет.

— Но то, что вы говорите, — ужасно, Томас! — ответил Эндрю Вироски, едва заметно улыбнувшись. — Но успокойте меня: только стоики были убеждены в этом?

После этого вопроса ведущий снова надолго замолчал. Режиссер передачи, который отслеживал на семи разных экранах то, что происходило на съемочной площадке, увидел, как Томас Харви глубоко вздохнул, прежде чем ответить:

— Рискую вас разочаровать, Эндрю, однако знайте, что история мысли все время отмечает возвращение к понятию предопределенности. Та же самая идея присутствует в античных мифах, она же принята несколькими религиями. Например…

Голос ведущего внезапно прервался. Никогда прежде режиссер не видел его сомневающимся до такой степени. Он тут же понял, что это молчание не было умышленным. Взгляд Томаса Харви, который обычно переходил от одной камеры к другой, только что остановился на человеке, стоявшем посреди техников, в тени прожекторов. Ведущему не составило никакого труда узнать Маркуса Коллерона. В это самое мгновение прошлое навалилось на него. «Что он здесь делает после всех этих лет?» — спросил он себя. Все это длилось лишь мгновение. Голос режиссера в наушнике вернул его к реальности. Тогда он отвел взгляд от агента ФБР и возобновил прерванную речь:

— …да, подумайте о предопределении свыше в кальвинизме. По этой доктрине, с момента рождения предначертано, будет человек спасен или проклят. Господь, таким образом, становится единственным хозяином наших судеб, а мы обречены стать всего лишь зрителями своих собственных жизней. Для одних это будет существование, которое приведет их к прозрачным источникам рая, других — в пекло ада, причем они ни при каких условиях не смогут изменить ход событий.