Манускрипт египетского мага - [45]

Он вышел из шатра и пошел вслед за слугой. Идти было недалеко, шатер курдского принца был в шагах тридцати от шатра Ника. Слуга откинул полог и Ник вошел в шатер. Приложив правую руку к сердцу по восточному обычаю, он пожелал дому, порог которого он переступил впервые, мира и благоденствия.

Малек-Адель, весь светившийся доброжелательностью, шел навстречу гостю. Ник огляделся. Убранство шатра было роскошным. Все было застлано коврами и шелковыми тканями. На низкой тахте, на которую Малек-Адель усадил рядом с собой Ника, покрытой таким количеством пышных ковров, что сидеть или полулежать на ней было мягко и уютно, были раскиданы многочисленные подушки. Перед тахтой стоял низкий стол, на котором в узких сосудах стояли разные шербеты, а в драгоценных фарфоровых чашах сладости, рахат-лукум и засахаренный миндаль.

Малек-Адель начал расспрашивать Ника о его доме, о домочадцах. Спросил, женат ли он, а потом, вспомнив что у рыцарей всегда есть дама сердца, вежливо спросил о ней и поинтересовался ее здоровьем. Ник понимал, что это не только праздное любопытство, а что таковы правила гостеприимства на Востоке. Поэтому он вежливо отвечал, сказав, что он не женат, но у него есть дама сердца, что зовут ее Беатрис и она ждет его из похода.

— Она красива, конечно? — спросил Малек-Адель.

Ник тогда вынул висящий на шее медальон с миниатюрным портретом Беатрис. Малек-Адель внимательно посмотрел и вежливо вернул его.

— Твоя дама сердца не только очень красива. Видно, что она умна и добродетельна, — сказал он. Ник был тронут.

В это время слуга ввел в комнату певца, слепого. За ним шел его аккомпаниатор. Певца усадили в середине шатра, аккомпаниатор устроился у его ног, и полилась сладкая песня.

   Нынче милую мою я видел в саду,

   След подковки золотой освятил гряду,

   Словно розу соловей я воспел звезду,

   Взор затмился мой слезой, разум был в бреду,

   Ах, пусть враг попадет, как и я, в беду!

Малек-Адель и Ник внимательно слушали. Было видно, как по лицу Малек-Аделя пробегают волны удовольствия, даже чувственного наслаждения. Заметивший это Ник был удивлен. До сих пор он и не думал о том, какая может быть у мусульманина душа. Ему, христианскому рыцарю, душа мусульманина представлялась черной, лишенной духовности. Саладин и Малек-Адель приоткрыли ему калитку к пониманию другого мира, разнообразного, богатого, временами великолепного. И тут рыцарь вдруг понял, что в сущности, все люди одинаковы. Умные и глупые, добрые и злые, благородные душой и негодяи — вот, собственно, в этом и состоит различие, а вовсе не в том, каким богам они поклоняются. Ник был потрясен. Какая-то пелена спала с его души. И он сам себе удивился, своему скудоумию. Как же он всего этого не видел, как он этого не понимал! Какой ужас — слепая вера! Кому он верил!

Видимо, это откровение так потрясло его, что взглянувший на Ника после окончания очередной песни Малек-Адель, жестом дал знать аккомпаниатору сделать передышку, и участливо спросил Ника, не стало ли ему плохо.

— О нет, — ответил Ник. — Мне очень хорошо. Так хорошо, как было только в детстве, когда я открыл для себя мир вокруг себя.

— Я очень счастлив, — быстро ответил Малек-Адель. — Ты прикипел к моему сердцу. Ты теперь для меня как брат. И я буду счастлив, если ты хотя бы немного поймешь мир, в котором я живу. И откроешь мне свой мир. Я очень хочу понять вас, христиан, ваше учение. Я много этим интересовался. Это особенно важно здесь, в Палестине. Но это слишком важно, не сегодня говорить об этом. Мы еще не готовы к такому разговору. Мы должны вместе поездить здесь по разным местам и посмотрим, может откровение снизойдет на нас. А теперь послушаем дальше. У вас, я знаю, тоже есть такие бродячие певцы.

— Да, менестрели, некоторые из них очень известны. — ответил Ник. — Но ваш певец тоже необычен и прекрасен. Я слушаю его с большим удовольствием.

Улыбнувшись, Малек-Адель дал знак продолжать пение.

Так повелось, что с этого времени все вечера Ник проводил в шатре Малек-Аделя. Пока лекарь считал, что Малек-Адель не должен принимать участие в походах. Дело в том, что после ранения его мучили головные боли и лекарь хотел полностью избавить рыцаря от них.

Малек-Адель рассказывал Нику о происхождении своего народа, о том, что они, курды, родом из Месопотамии. И что у них есть древние предания и верования. Что часть курдов, правда небольшая, не приняла ислам и продолжает поклоняться своим богам.

— У них вера совсем иная, — задумчиво сказал Малек-Адель. — Иногда я езжу к ним. Они хорошо меня принимают. Хочешь, мы поедем к ним вместе? — спросил он Ника.

— Конечно, хочу. А то, что я другой веры? Это не будет помехой?

— Нет, они очень доброжелательны.

На том и порешили. И через несколько дней Ник и Малек-Адель в сопровождении нескольких слуг и неизменного Мевлуда отправились к странному курдскому племени.

Глава 19

Путь до Мосула, где живут курды, небольшой отряд преодолел в три дня. На третий день, когда цель путешествия была уже близка, рано утром вблизи шатра, в котором ночевали Малек-Адель и Ник, показались двое всадников. Али, слуга Ника, шепотом сообщил об этом рыцарям. Они вышли из шатра и увидели, как два живописно одетых всадника, спешиваются возле шатра. Один из них низко поклонился вперед, как бы поднимая с земли горсть песка, посыпал этим воображаемым песком перед собой и прижал руку к груди. Этим жестом, свойственным лишь жителям Курдистана, Сафар Али-бек, курдский рыцарь, который всегда сопровождал Малек-Аделя, когда тот путешествовал по курдским землям, приветствовал гостей. Второй воин держал в своих руках очень странное копье, острие которого было сделано в виде полумесяца, а основание украшено кольцом из страусовых перьев.