Манипулирование словом в средствах массовой информации - [8]

В этом выборе языкового знака для конкретной речевой ситуации из широкого ряда синонимов, существующих в языке, исследователи отмечают главное условие воздействия: «Даже если отправитель старается “выражаться объективно”, видно, что осуществляемый им выбор выражений структурирует и обусловливает представление, получаемое реципиентом. Эта присущая языку и пользующемуся языком человеку способность к структурированию и воздействию и есть как раз то, что мы имеем в виду, утверждая, что “язык есть инструмент социальной власти”»^{33}.

2. Понятие языкового знака складывалось в языкознании на протяжении долгого времени. Понятие знака как единства означаемого и означающего, цепи звуков и потока мыслительного содержания впервые было применено к конкретному описанию языка Ч. Пирсом, Ч. Моррисом и Ф. де Соссюром. Ч. Пирс и Ч. Моррис выделили в семиотическом процессе четыре составляющих: означаемое, означающее, интерпретанту (внутреннюю связь сигнификата и денотата) и интерпретатора (нечто становится знаком в том случае, если оно интерпретировано как знак). Для изучения процесса воздействия на сознание очень важно учитывать наличие интерпретатора (хотя возможность введения «интерпретатора» в собственно структуру знака представляется спорной): выбор определенного языкового средства в любом процессе коммуникации, особенно манипулятивном, осуществляется с учетом и с расчетом на определенную интерпретацию.

3. Языковое воздействие на сознание не может быть понято в отрыве от проблемы взаимодействия языка и общества.

Закономерность такого подхода к языку заложена в самой его структуре. Еще Ф. де Соссюр разделял внешнюю и внутреннюю лингвистику. К области внешней лингвистики им были отнесены аспекты взаимосвязи языка с этнологией, историей нации, политической историей, культурой, религией, географией.

Изучением же внутренней системы языка, подчиняющейся лишь собственному порядку, занимается внутренняя лингвистика.

Взаимодействие языка и общества имеет амбивалентный характер: как общество воздействует на язык, так и язык воздействует на общество. Действительно, развитие общества является важным импульсом для развития языка. Поскольку «язык всеми тончайшими фибрами сросся <...> с силой национального духа»^{34}, он представляет интерес с точки зрения цивилизационного научного подхода при изучении культуры.

«Система культурных моделей той или иной цивилизации фиксируется в языке, выражающем данную цивилизацию»^{35}.

В литературе нередко отмечалось, что язык реагирует на общественные изменения более чутко, чем другие области культуры, изменения в обществе могут затрагивать фонетику, лексику, грамматику. Наиболее зависимой от социодинамики общества, от внешних контактов страны, от ее технического развития является лексика. Особенно отчетливо языковые изменения заметны в моменты крупных общественных сдвигов. В языкознании были подробно исследованы языковые процессы, происходящие в моменты социальных революций. Р. Блакар отмечает, что именно в моменты кризисов и резких перемен мы замечаем, как язык осуществляет свою власть над нами.

Он приводит в качестве доказательства высказывания двух исследователей — X. Энзесбергера («Крушение в 1945 г. германского рейха привело к катастрофе в языке») и В. Хинтона («Каждая революция создает новые слова. Китайская революция создала целый новый словарь»)^{36}.

Обращаясь к материалу русского языка, можно привести примеры лексических изменений, произошедших вследствие исторических событий 1920-х гг.: «Уходит со сцены государственная, административная, судебная, церковная, финансовая и т. д. терминология в связи с уничтожением старых учреждений, должностей, чинов, титулов (ср., например: городовой, экзекутор, столоначальник, подать, акциз, мещанин, гласный, богодельня и др.). Уходит и многообразная лексика, связанная с общественными и бытовыми отношениями капиталистического общества (ср., например: прошение, проситель, обыватель, господин, барин, гувернер, инородец, прислуга, провинция, харчевня, лакей)»^{37}.

С другой стороны, язык как автономное явление, как творческий феномен может в свою очередь оказывать воздействие на общество, на движение истории, предвосхищая и даже моделируя события. Одна из любопытных концепций взаимовоздействия общества и языка была предложена французскими структуралистами в 60-е гг. XX в. Структуралисты считали, что человек создается набором структур: люди представляют собой подобие шахматных фигур, лингвистических, математических или геометрических единиц: они не существуют вне уже установленных отношений, а лишь специфицируют вид поведения.

Из этого следует, что, разрушив структуры, можно разрушить и человека, и общество. Эта мысль подготовила почву для студенческих выступлений в Париже в мае 1968 г. Новые левые полагали, что современное общество потребления подлежит слому и что разрушить общество можно предварительно разрушив его язык, который они понимали как единство языковых штампов, клише, стереотипов, избитых лозунгов.

Одним из интеллектуальных вдохновителей парижских событий 1968 г. называют Г. Маркузе, автора книги «Одномерный человек», в которой затрагивается проблема манипулирования сознанием через механизмы современного общества.