Манифест двадцатилетних - [10]

Играть в Барби я со временем перестала, но продолжала верить в безграничные возможности. Я все еще не завершила переход из детства во взрослое состояние, который, как я предполагала, естественным образом случится во время учебы в колледже. Я ошибалась. Университет оказался вовсе не моделью реального мира, а скорее эпизодом из реалити-шоу на канале MTV. Нам было доступно так много всего: интересные лекции, полные библиотеки книг, не говоря уже о еде, спортзалах и других благах, за которые мы даже не платили. Обязанностей особых не было — нужно было лишь ходить на семинары и делать домашние задания. И все-таки каждый, кого я знала в колледже, сталкивался с проблемами. У каждого был стресс и повод пожаловаться на жизнь. А еще ситуация осложнялась бесконечной чередой вечеринок: похмелье и постоянный алкогольный туман, из-за которых мы с вечера четверга до воскресенья вели себя как цирковые животные.

Мы чувствовали себя несчастными, не сознавая, насколько благословенны были те дни. Понимать бы это тогда — и можно было бы сосредоточиться на том, что действительно имеет значение. Только когда кто-то умирал, заболевал или попадал в аварию, люди в колледже начинали вести себя так, будто им небезразлично. Так же было и с политикой: в обычное время ни от кого не услышишь ни звука относительно здравоохранения, налогов или состояния нашей системы образования, но на предвыборной неделе у каждого вдруг появлялось мнение по любому вопросу. Мы не понимали, для чего живем и что нами движет. Мы сильно отличались от поколения наших родителей.

Один из моих родителей построил карьеру в медицине, другой занимается бизнесом. В свое время они оплачивали учебу в университете благодаря стипендиям или подработкам и хорошо понимали, что колледж является средством обеспечения финансовой стабильности на всю жизнь, что деньги — это не просто бумажки, которые отец положил тебе на банковскую карту. У них было собственное мнение, и не потому, что им велели его иметь или оно вроде бы должно было быть, а потому, что они понимали, как жизнь влияет на них за пределами их социального круга. Они были в восторге от того, что стали родителями и могли обеспечить своим дочерям летние лагеря и веселые каникулы, курсы писательского мастерства и уроки игры на французском рожке. Я росла в условиях стабильности, безграничной любви и беспредельных возможностей, поэтому у меня развилось бурное воображение. Я влюблялась и теряла интерес — и всегда было что-то, что можно было предвкушать: следующая вечеринка, работа, квартира, книга, которую я хотела написать. Мне было достаточно лишь иметь возможность все это получить, и это мешало мне взрослеть. Я не думала ни о чем, кроме своих желаний.

Конечно, иногда мне становилось неловко. Когда я понимала, что не умею гладить рубашки или ничего не знаю о налогах. Когда думала, что отцу приходится каждый день ездить на работу, и всякий раз, когда я покупала новое платье, он молча оплачивал счет. Мой последний год в колледже я все еще ощущала себя девочкой, играющей с Барби в своей комнате.

Движение к цели всегда занимает больше времени, чем ожидаешь. Не существует такой вещи, как мгновенная отдача или моментальное вознаграждение.

МУЗЫКАНТ, 29 ЛЕТ, СОСТОИТ В СЕРЬЕЗНЫХ ОТНОШЕНИЯХ

После того как я получила диплом и поработала бесплатно стажером в пяти разных журналах, я нашла настоящую работу в издательском доме. Это была престижная работа. Я думала, что буду писать тексты, готовить развороты о моде и ходить на модные показы. Я чувствовала, что готова к этому. И когда я оказалась одна в Нью-Йорке, реальность показала свое лицо: зарплаты не хватало на оплату жилья. Я пыталась приспособиться к новым обстоятельствам, которые казались совершенно неестественными после студенческой жизни. Я перестала получать удовольствие от жизни и просто совершала какие-то действия. Люди в метро натыкались на меня, и я огрызалась в ответ. Я перестала любоваться архитектурой и писать стихи. Я перестала чувствовать: мне казалось, что моя жизнь, моя новая работа и мои счета — это еще одна неоплачиваемая практика, которая скоро закончится, или неудачные каникулы. На самом же деле это и была взрослая жизнь.

Я стала страшно переживать, что моя работа — это не настоящая карьера, ведь я не могу себя обеспечивать. Я была совершенно растеряна. Кого я должна изображать? Может, все вокруг ждут, что я уйду из издательства и начну «настоящую» карьеру в бизнесе или юриспруденции? Такое ощущение, что жизнь в 23 года — это продолжение игры в кукольную семью. Я хочу сама оплачивать налоги и аренду жилья, хочу начать думать о покупке дома. А потом я вдруг хочу уже не этого, а совсем другого — тусоваться до полуночи, распевая караоке с подружками, а по воскресеньям весь день валяться в постели с книжкой. Я хочу еще немного побыть не совсем взрослой. Я жду поворотного момента, когда все наконец прояснится. И разрываюсь между реальностью и привычной с детства игрой.

Я — часть «поколения, имеющего право на все». Меня учили думать творчески. У меня было столько перспектив, что в итоге их оказалось слишком много, из-за чего в личностном развитии я достигла некоего плато. Возможность выбирать из множества вариантов имеет и плюсы, и минусы. С одной стороны, я получила столько впечатлений и опыта, у меня столько возможностей; с другой — все еще чувствую себя ребенком. Мне кажется, что моя работа не настоящая, потому что я вовсе не такая зрелая, какими были в этом возрасте мои родители. Иду домой после работы в туфлях, которые мне купил отец, и понимаю, что мне еще только предстоит повзрослеть.