Мани и манихейство - [6]

Эта своеобразная и красочная восточная сказка во всех своих деталях обнаруживает под собой исконно парфянскую основу, и поэтому, конечно, ее следует датировать временем до появления Мани. Равным образом совершенно исключено, что царевич, как считалось одно время, мог быть образом, символизирующим Мани. Изображенный в этом стихотворении мир является парфянским не только в социальном, географическом и языковом отношении — целый ряд отдельных черт предполагает, впрочем, именно феодальное парфянское государство. Ведь совершенно отчетливо сказано, что царь созывает всех князей и вельмож Парфии; таким образом, абсолютно невероятно, что действие могло происходить во время сасанидского правления в Иране, когда протекала открытая деятельность Мани.

Нет, это стихотворение, дающее исследователю ключ к пониманию истинной сущности гнозиса, предшествует манихейству и показывает мир, в который пришел Мани. У нас будет еще много поводов вернуться к выраженным в этом стихотворении мыслям.

В Деяниях Фомы мы находим, как уже было упомянуто, также и другие безусловно гностические документы, аименно молитвы, которые вводят священнические действия апостола, крещение и причастие. Оба этих таинства представляют собой в сирийском христианстве лишь два элемента одного и того же действа. Это действо открывается обрядом экзорцизма, изгнанием демонов, которыми одержим человек и которые вызывают его болезни и страдания. Экзорцизм на некоторое время освобождает человека от злого духа, но только крещение делает его окончательно очистившимся и разрушает власть демонов. Крещение освобождает человека от грехов и тем самым от болезней; так как болезни, по семитским воззрениям, являются следствием власти, которую приобрели над грешным человеком демоны.

За крещением всегда следует причастие; через него новообращенный поднимается в небесный рай и причащается плодом с древа жизни. Это древо — никто иной, как Христос, кровь и плоть которого понимаются как плод жизни. «Плод, которого не отведал Адам в раю, ныне с радостью полагается в ваш рот», — говорит отец церкви Ефрем Сирин в песне к новокрещеным (Epiphaniehymnen XIII, 17). То же воззрение встречается нам уже и в Деяниях Фомы (Гл. 135), где причастие рассматривается как pharmacum vitae (лекарство жизни).

Характерно то, что в этих деяниях апостола вода не представляется необходимым элементом при крещении, тогда как помазание елеем кажется иногда столь же важной процедурой. Елей также связан с легендами о рае постольку, поскольку гностики считали, что этот елей символизирует елей от райского древа жизни. «Я помазан сияющим елеем древа жизни», — так звучит приведенная у Оригена (Contra Celsum VI, 27) гностическая формула.

В этой органической связи между экзорцизмом, крещением и причастием мы усматриваем древнее месопотамское наследие. Оформление, которое эти таинства получили в сирийском христианстве, особенно в его гностических вариантах, дает возможность отчетливо разглядеть их связь с древней религией Месопотамии. Кроме того, эта историческая преемственность совершенно очевидно проявляется в соответствующей терминологии.

Если перейти от северной Месопотамии к южной Вавилонии, мы попадем в исконную землю гностических баптистских сект. Естественно, то, что гностические баптистские течения нашли свое постоянное пристанище именно в этой местности, не является простым совпадением. В данном случае можно говорить о непрерывной традиции, идущей от древнейших шумерских времен вплоть до наших дней. Уже во времена древней шумерской культуры в южновавилонском, находившемся тогда на берегу Персидского залива городе Эриду существовал культ, который был связан с Высшим Богом Эйя и окружавшими его божествами, его супругой Дамкиной и его сыном Асаллухи (позднее отождествленным с Мардуком). В этом так называемом кругу Эа-Эриду омовения водой играли важнейшую роль как средство освобождения больных людей из-под власти демонов и как способ их излечения. Елей, «масло жизни», как его называли, было также важным элементом в этих ритуальных действиях. Тем самым Бог рассматривается как целитель людей, мучимых демонами болезней. В этом кругу он прежде всего Врач, и именно как такового его призывают и возносят ему мольбы в текстах. С позитивной точки зрения, человек надеется спасти свою жизнь тем, что он ест траву жизни или плод с древа жизни, или тем, что окропляет себя водой жизни или пьет ее. Различные тексты рассказывают, как Гильгамеш отправился искать траву жизни, или как Адапа поднялся на небо и как там ему подали еду жизни и воду жизни. Он был помазан елеем и одет в роскошные одежды. Это обряды, исполнявшиеся при интронизации шумерских царей, к которым, по-видимому, надеялся стать причастным и простой человек. Эпос о Гильгамеше заканчивается абсолютно пессимистично. Герою не удалось овладеть травой жизни, чтобы накормить ею людей. Однако мы знаем, что в Месопотамии существовали кружки, которые мы можем назвать мистическими обществами и которые не отказались от надежды достичь «жизни».

В южно-вавилонских баптистских течениях следует, очевидно, видеть ответвлениетехсамыхдревних восточных организаций, которые сделали центром своих культовых действий таинства омовения и причастия, которым предшествует изгнание демонов. И все-таки, если Месопотамия придала религиозным переживаниям ритуальные рамки, то именно в Иране эти обряды обрели более глубокий спекулятивный смысл.