Манекены - жизнь в стеклах витрин - [2]

ПАВЕЛ. Наоборот, все еще только впереди! Представляешь, целых пятнадцать дней! А чем заниматься-то? Чем? Газеты и журналы сюда приносить не будут свежие - "Известия", "Огонек"... А как я без них? Нужно было, кстати, этот пункт оговорить особо... Подкладывали бы сюда или подсовывали как-то газеты свежие, чтобы хоть в курсе быть событий-то происходящих... А то как в темном мешке... А что в мире будет твориться - неизвестно... А вдруг конец света настанет, а мы с тобой даже не узнаем?

ЕКАТЕРИНА. Телевизор же есть... Забыл?

ПАВЕЛ. Та... Телевизор - не то... Фонарь идиотов, его называют... Ящик для дураков... Кто-то сказал даже: включая телевизор, ты выключаешь свой разум... А где ДеУшка-то?

ЕКАТЕРИНА. Я эти слова помню... Ты же тогда на телевизор табличку с ними поставил, так они тебе понравились... Только убрал через пару месяцев... Почему?

ПАВЕЛ. Ну как? Неприятно же осознавать было, что ты постоянно с выключенным разумом...

ЕКАТЕРИНА. Ладно, давай, что ли, выключим разум... Может, легче будет?.. ( Встает и неестественно прямо идет к шкафу, берет ДУ и возвращается назад, но по дороге запинается о край ковра.) Блин, чуть не упала!.. ( Садится. Включает телевизор. Переключает каналы. ) Дрянь везде какая-то... Что-то я даже не отражаю...

ПАВЕЛ. Посмотришь тут телевизор, когда сам как на экране! Ведь целая же толпа зрителей глазеет!.. Как рыба в аквариуме себя чувствуешь! Кто мы с тобой - меченосцы, гурами или, может, скалярии? А?

ЕКАТЕРИНА. Не знаю, как ты, а я - точно золотая рыбка в воде этой мутной...

ПАВЕЛ. Почему золотая? Красная!

ЕКАТЕРИНА. Так ведь не видно ж все равно...

ПАВЕЛ. А я бы как угрь сейчас залег бы на дно да зарылся бы в песок - пусть себе смотрят!

ЕКАТЕРИНА.( Смотрит телевизор. Косится на зрителей. ) Ой! Снимают! И камера-то какая! На треноге целой! Не смотри! Выпрямись! Чего отворачиваешься? Не горбься! Делай вид, все нормально... Мы же должны быть естественными... Как у себя дома... Это, наверно, с четверки... Сегодня вечером будем про себя смотреть в местных новостях...

ПАВЕЛ. В местных? Может, и в центральных!.. Не дай, бог, конечно!

ЕКАТЕРИНА. Знаменитостями с тобой станем, представляешь? Звездами настоящими... Как выйдем, интервью у нас брать будут, корреспонденты всякие приходить будут, может, и иностранцы даже!.. У них ведь такое тоже нечасто там бывает... Может, даже в Голливуд возьмут! А я ведь всю жизнь мечтаю - с Микки Рурком встретиться чтобы... Он такой... такой...

ПАВЕЛ. Не надо бы, чтоб про нас писали! Позориться еще! Я выйду, у меня отпуск закончится, на работу идти, а там узнают...

ЕКАТЕРИНА. И так узнают... А ты думаешь, нет, что ли? У нас город не такой большой, все равно разнесут по всей округе...

ПАВЕЛ. Что-то мне уже надоедать начинает это... Еще костюм не нравится этот - мышиного цвета... Так я себя в нем чувствую... Как боксер в балетных тапочках... Галстук еще этот - как удавка... А зеваки все стоят и глазеют... Толпень такая!

ЕКАТЕРИНА. Да не обращай на них уже внимания? Сколько можно!

ПАВЕЛ. Все глазеют и глазеют... Как на обезьян каких! Нецивилизованная у нас все-таки публика! За границей бы, наверно, так не стояли!..

ЕКАТЕРИНА. Стояли бы! Стояли! Еще как бы стояли! Такие же люди! С заграницей все сравнивают! У нас, может, люди даже лучше... У нас люди у витрины постоят, улыбнутся непонятно чему злорадно, потом домой придут, ругать нас будут на чем свет стоит, матом крыть трехэтажным, говорить, родину мы предали, а на их место придут другие и так же встанут... Загадочная русская душа! Чего предали-то? Тайна в этом какая-то есть, никому не понятная... Может, люди просто подзаработать решили, деньги им нужны позарез... Может, им от безысходности уже деваться некуда? Да ведь не объяснишь... Все одно не поймут...

ПАВЕЛ. Ну все-таки Запад-то уже, что ни говори, проникает в наше сознание... Фильмы эти американские, боевики дешевые, джинсы, "Мальборо" и "Кока-кола". Раньше ведь и представить-то невозможно было, что мы будем так вот в витрине сидеть, как манекены, только живые. Мне бы сказали такое лет десять назад, так я бы рассмеялся и плюнул бы, наверно, в лицо тому, кто чушь несет такую. А сейчас вот сижу, и ничего... Потому что знаю, что пару недель посижу, и мебель себе заработаю хорошую... А все-таки, наверно, в зале его лучше не ставить! Может, в спальню удастся втиснуть? А? Он ведь все-таки спальный считается! А так все на нем телевизор смотреть будут, гости разные, Антошка ерзать будет - он же непоседа!..

ЕКАТЕРИНА. Пусть ерзает! Чехлы пошьем!

ПАВЕЛ. Слушай, а, может, вообще, продать его, а деньги на что-нибудь другое потратить, а?

ЕКАТЕРИНА. Ну да, конечно! У нас гарнитура спального нет, я ведь только потому и согласилась! Надоело уже на полутораспальной кровати мучиться! Тем более, ты все ворочаешься, меня сталкиваешь на край на самый... Предлагала же тебе, давай местами поменяемся, так нет, не захотел же, знаешь, что если не у стеночки, то на полу спать будешь, ты же неспокойный... А сейчас предлагаешь... Да ты что?

ПАВЕЛ. Катенька, не нервничай, пожалуйста. Хочешь гарнитур - будет у нас гарнитур с тобою... Это ведь тоже работой считается, а просто так деньги никто не дает... Заработать надо... Вот ты уже и нервничать начинаешь, а еще ведь и часа не прошло... А что дальше будет? Дальше мы что, головы друг другу свернем, что ли? Смотрят? Ну и пусть смотрят! А мы внимания на них обращать не будем, вот и все... Будем жить нормальной домашней жизнью, не дома только и без Антошки... Зато потом у нас обстановочка будет, как в кино... Не стыдно будет друзей приглашать! Пять лет мы с тобой прожили, не ссорились почти, и здесь, конечно, не будем тем более, да? Вся трудность в том и заключается, чтобы мирно прожить это время. Это как бы замкнутое психологическое пространство, и мы эти пятнадцать суток должны очень терпимо относиться друг к другу... Короче, как обычно... Как они говорили... Как у себя дома... А что? Давай внушать себе, что здесь очень уютно и хорошо! Это ведь наш дом теперь на пятнадцать суток...