Манекен за столом. Роман-антиутопия - [32]

Лагуна уставился на меня.

— Ты хочешь знать? — спросил он, глядя из-под круглых бровей. — Правда, хочешь?

— Ну да, — сказал я. — Раз спросил.

— Наверно, я влюбился, — заявил Лагуна. — Знаешь, Пик, сижу с ней и так это все, знаешь…

— Только не скучай, — сказал я тоном, который не обидел Лагуну. Он успокоился и сказал:

— Не буду.

— Разберешься, — сказал я.

— Забудем про это, — сказал Лагуна.

Я не понял, про что «про это», но не спрашивал.

Лагуна приналег на окорок. Тот таял на глазах. Я ел немного, и чувствовал, что опьянел. Будто преодолел барьер и стал другим.

— Хватит жрать, — сказал я.

— А что? — сказал Лагуна.

— А вот что. — Я разлил остатки и протянул фужер Лагуне. — Держи.

Мы залпом выпили.

— Прекрасно, — заключил я. — Пошли!

— Куда это? — спросил Лагуна невнятно, с набитым ртом.

— Проведаем Корку с девчонками. Еще попадут в грот, хе-хе…

Я потащил Лагуну за руку. В другой он зажал отрез мяса.

Мы выехали на самокате Ореол и с ужасным ревом промчались по улицам, чтобы эти сони в своих постелях повскакивали после сиесты, потные их души. Похоже, Лагуну тоже проняло от начала поездки, и он просветленно выругался, ничего не забыв, и в этом я узнал прежнего Лагуну. Ругаться он умел.

Какая это ядерная штука «Морж», я почувствовал только когда выехал к океану.

Я ощутил дикий восторг, и дикую мощь, и только песок летел.

Я вылетел на влажную полосу рядом с водой, и пошел, и пошел по ней, стараясь только не вильнуть в океан, а Лагуна сзади от переполнявших его эмоций чуть не придушил меня, и свежий ветер туго бил в лицо.

Лагуна орал во всю глотку, размахивая окороком, и бил меня по спине, а я, расправив плечи, уверенно смотрел вперед, и влажный песок разбрасывался из-под колес, а сзади оставался пахотный след, и иногда пляж переворачивался в глазах вверх ногами и, помедлив, нехотя переворачивался то ли на голову, то ли наоборот, я уже не разбирал.

Я правил к месту, про которое говорил Корка, и доехали мы до него очень быстро, спрыгнули, бросив самокат, который замер, крутя передним колесом.

Мы с Лагуной, обнявшись, пошли по песку неверным шагом, утопая в нем по голень, горланя известную задушевную песенку.

Я орал, и он орал, я выкрикнул единственную внятную строчку, Лагуна рядом надрывался, и я победоносно допел концовку, на одном дыхании, и мы с ходу начали другую песню, но охрипли, остановились и отпустили друг друга.

Лагуна, оглядев дикие места подле нас, произнес длинную фразу, и такую, что волны приостановили свой бег.

Лагуна еще вспомнил прошлое этих мест и их безгрешных обитателей до мелового периода.

Вокруг осуждающе застыли скалы. Волны били об них, и с шипением, и с клокотанием выбирались из разъеденных ими же каменных ходов.

— Гляди, — сказал Лагуна, — русалка.

«Русалка» сидела на плоской скале и смотрела на нас. Безмолвно.

— Держи ее! — сказал Лагуна крепнущим голосом. — Окружай! Вот это улов!

— Ребята, что с вами?

Голос был человеческий, дрожащий, и был удивительно похож на голос Дар.

— Тюлень ты! — сказал я Лагуне. — Это же Дар!

Лагуна постоял, покачиваясь на широко расставленных ногах, похлопал глазами и кротко сказал:

— Замаскировалась… жаба.

Лицо Дар гневно исказилось, она вскочила. Я схватил Лагуну под мышки и потащил вдоль скал. Потом, выбившись из сил, решив, что хватит ему кататься на мне, уронил его на песок и упал рядом.

Светило солнце. Я закрыл глаза и сразу все закружилось. Я лежал с закрытыми глазами, и в голове все кружилось. Лагуна мирно сопел рядом и заснул, кажется.

Глаза, во всяком случае, закрыты, и не шевелится. А что он сказал? Я и не помнил. Что за комплимент.

Глядя, как все кружится — солнце в небе выписывало сверкающий кружочек — я отполз в тень и уснул, и спал недолго, но крепко, проснувшись от передвинувшегося солнца. Его лучи били прямо в меня, и лицо у меня вспотело. Лагуна спал рядом, и лицо у него тоже вспотело.

Опьянение, такое сильное и внезапное, выветрилось, прошло так же быстро, как и наступило.

Чувствовал я себя удивительно хорошо, и настроение было весёлым. Я посмотрел на Лагуну. Он спал, как убитый. Солнце ему не мешало. Я ухмыльнулся неизвестно чему и стал огибать скалы, разбрасывая ногами песок, засунув руки в карманы.

В голове всё пело.

На пятачке пляжа между скал лежала одежда. Я перешагнул через неё, зашёл в воду, сразу как провалился по шею, набрал воздух всей грудью и нырнул. Дно здесь было недалеко, самое место для охоты.

Правда, дальше начинался скат, всё более крутой и крутой, спуск обрывается в прозрачную черноту — там очень большая глубина.

Я плыл под водой, пока меня не потянуло, будто за волосы, наверх с неудержимой силой и не вытолкнуло из воды, как пробку.

Берег был далеко. Вода была очень чистая, изображения предметов были чёткими, но из-за нагромождения камней и леса бурых водорослей не было ничего видно, а охотники наверняка были там.

Я нырял и выныривал, пока не заметил, как блеснуло что-то белое, белизна человеческого тела. Я быстро поплыл туда, стараясь не потерять из виду перебирающие ноги в ластах.

Это были ноги Корки, он ещё был в маске.

Мне смешно было смотреть, как он с грозным видом водит ружьём по сторонам и хищно выворачивает голову, и стекло на маске отливает тусклым водяным блеском.