Мандарин - [13]

Н. не мог не понимать, что в Китае ему надлежит вести себя сдержанно и осмотрительно - во-первых, дабы никого не шокировать, не портить свое реноме, а во-вторых, оттого, что по китайским законам, довольно скептически относящимся к магии, он запросто мог считаться убийцей. Стало быть, прежде всего необходимо было осмотреться. Обстоятельства, однако, складывались отнюдь не благоприятным, не попутным образом, не так, как он себе рисовал, и это не могло не влиять на его расположение духа.

Ничто не обходится так дорого и не ценится так дешево. Прежде всего, яхте даже не удалось подойти к берегу. Оттуда доходили тошнотворные запахи, доносилась артиллерийская канонада, а над зеленой массой холмов, поднимавшихся к северо-западу, клубился густой дым. Мало того - вход в порт был забит десятками больших и малых судов, прочно застрявших тут после того, как в главных городах Китая началась революция. Джонки и океанские пароходы стояли на рейде вперемежку и в опасной близости, и их экипажи с остервенением глядели друг на друга, не решаясь подойти к причалу. После того как Н. отважился приблизиться к ним и все-таки втиснул яхту в залив, оказалось, что дело не в недостатке решимости, - этого как раз хватало, просто в Шанхае был объявлен карантин и ни одно судно - включая почтовый пароход - не могло без специального разрешения пристать к берегу.

Разрешения, между тем, не выдавались, да и не к кому было обращаться на берегу только что сменилась власть. Поговаривали даже, что судам, находящимся в заливе, не позволят выйти в открытое море, грозили и кое-чем похуже, но Н. это не очень испугало - залив был огромен, и тот, кто хотел его заблокировать, брал на себя непосильную работу. Если уж Н. удалось провести свою яхту внутрь, в тесноту, то кто мог помешать ему отсюда выбраться, маневрируя между большими и средней руки судами, а если потребуется, то и прячась за ними. Впрочем, для океанских судов блокада могла и вправду оказаться страшной - по ним можно вести артиллерийский огонь как с берега, так и с моря.

Яхта Н. простояла тут несколько дней, повернувшись тощей кормой к берегу, чтобы легче было унести ноги, между американским сухогрузом, на сером борту которого яркой синей краской значилось: "Томас Джефферсон", и большим индонезийским парусником, несомненно, пиратским, от которого все время пахло гнилым паленым деревом - вдобавок на нем остались следы пожара. Н. выжидал, рассчитывая, что китайский таможенный чиновник, о существовании которого объявляли ходившие по заливу многоязыкие слухи, который, согласно слухам, сообщил всем о карантине и, бойко плавая по заливу на паровом катере, являлся главным источником местных новостей, появится где-нибудь в окрестности и даст хоть сколько-нибудь удовлетворительные разъяснения, но его надеждам не суждено было сбыться. Н. пришлось удовольствоваться долгими и бестолковыми переговорами с владельцами сновавших мимо лодок, беззастенчиво нарушавшими карантинный режим и продававшими экипажам застоявшихся в заливе судов свежие фрукты, рыбу и хлеб, а если потребуется, то и воду. Н. получил с очередной партией съестных припасов изжеванный листок полугодовой давности, в котором от имени революционного правительства объявлялось о карантине и заодно - о новых таможенных сборах. Обращение было написано на двух языках - по-китайски и по-немецки. Н. напрочь забыл все, что знал по-немецки, и некоторое время смотрел на листок как в писаную торбу, но среди матросов нашелся фламандец, который, покорпев немного, пробормотал, что если принимать все эти предупреждения всерьез, в китайские порты не стоит и заходить, и не только во время войны, и уж во всяком случае, отсюда лучше убраться, разумеется, решив предварительно, куда направиться. Листок, кстати, предлагал всем, кто настаивал на том, чтобы, несмотря ни на что, высадиться в Китае, две возможности, на выбор, - либо плыть из Шанхая назад, на юг, в Хон-Ха, которая объявлялась главными морскими воротами страны, либо направиться на север, в Тинь-Ха, служившую таковыми полторы тысячи лет назад, но давно уже превратившуюся крошечную рыбацкую гавань.

"Может, - подумал он, - там и этого уже нет, поди знай, да и кому верить, но если там все-таки еще можно подойти к берегу, - а это почти наверняка, - то что еще, собственно, надо?" Н. без колебаний выбрал Тинь-Ха, особо отметив то обстоятельство, что городок, откуда он получил в свое время извещение о похоронах, находится, судя по всему, где-то неподалеку.

Переход в Тинь-Ха отнял еще неделю. Если судить по календарю, стояла глубокая осень, не только по европейским, но и по любым иным стандартам, но, как показалось Н., единственным признаком того, что в Китае существует смена времен года, было постепенное изменение продолжительности дня. Солнце уже не поднималось так высоко на головой, темнело гораздо раньше, рассветало позже, но сами дни оставались все такими же теплыми, безоблачными и безветренными. Яхта вошла в залив, который, хотя и был вдвое меньше шанхайского, показался Н. сравнительно просторным и пустым - а на самом деле его бороздили с десяток небольших судов. Н. ужасно заинтересовали рыбацкие баркасы с белыми кривыми парусами - он никогда ничего подобного не видел. И вообще - трудно было представить, что от парусов такой формы, да еще в штиль, может быть толк.