Мандарин - [10]

Да, это самоуничижение - все время повторять себе, насколько ты мал, равно как и смотреть под ноги и по-старчески щупать палкой землю, самоуничижение, но, споткнувшись, уткнуться в нас носом - это унижение, и потому давайте-ка сочтемся. Может быть, - и вряд ли это новая мысль, но только кто мог это сказать? - путь, избранный Францией и Европой, вернее, европейцами, - сделать людей счастливыми, переустраивая природу и общество, - словом, мироздание, - сделав их прежде всего богатыми, столь же осмыслен и плодотворен, как, скажем, замысел изменить климат или отопить мировое пространство с тем, чтобы в январе не замерзать в своей квартире, то есть устранить холодную зиму как факт, - недаром один мыслитель предпочитал разводить у себя дома пресмыкающихся, - даром что они змеи и аллигаторы, - а не теплокровных. Это, может, и неплохой путь, и простой, и решительный, но очень уж он расточителен и уж слишком быстро растет на этом пути энтропия. В конце концов, тому, кто не хочет топить в квартире печку или камин, проще и надежнее обогреваться при помощи физических упражнений - это, по крайней мере, бесплатно.

Солнце просияло, проткнув облачко, как все в Китае, напоминавшее дракона.

Дело, однако, не в этом, не в этом, не в том, что жалко времени, денег и ресурсов, дело в экологии, в воде, в атмосфере - сколько же угля будет сожжено, воздуха отравлено, пока наши умники поймут, что от печек европейская зима теплее не станет, а если избыток углекислого газа в атмосфере и изменит среднеянварскую температуру в Лондоне, то много раньше основательно подтают полярные ледовые шапки и этот самый Лондон окажется под водой. Беда в том, что ущерб, который наносит сама себе европейская цивилизация, - худший из возможных видов ущерба, ибо он непоправим, ибо обратить вспять выветривание - все равно что реку, все равно, что жизнь будет только хуже, уровень энтропии никогда не понижается, не стоит и пытаться. Стало быть, весь расчет на безграничность ресурсов, но ведь мы-то знаем по крайней мере с восемнадцатого века, что земля круглая, а мир тесен, поэтому г-жа де Помпадур и сказала: "После нас хоть потоп", а не: "Все будет о?кей", может быть, имея в виду как раз ледовые шапки. Поэтому-то только в Европе все так быстро и, увы, необратимо меняется - девятнадцатый век разительно непохож на восемнадцатый, восемнадцатый - на семнадцатый, эра паровоза - на век Просвещения, а век Просвещения - на эпоху Великих географических открытий. Разумеется, вехи, события, эпохи, пестрота, но всегда главное отличие - следующая расточительнее предыдущей. Те, кто полагает, что колонизация чужих земель - дело стоящее, еще пожалеет, когда земли все выйдут, а привычка останется.

Назад нет хода - это и называется "прогресс". В Азии все, напротив, столь неизменно, что это, несомненно, и есть "отсталость" - там никогда не исключено возвращение по собственным следам. Это оттого, что в Азии всегда знали - ибо все, что там известно, известно с незапамятных времен, в том числе цена некоторых изобретений: все, что необратимо - трагично, собственно, трагедия - это и есть необратимость, необратимая череда грустных событий, смотри "Короля Лира", вдобавок, вовсе не обязательно необратимость пугающая.

И не в том дело, чтобы не изобрести пороха, - кстати, его китайцы и изобрели, - а в том, чтобы не позволить пустяковому и неподконтрольному изобретению изменить систему общественных ценностей, - и ради этого даже не жалко упустить возможность перевооружить армию огнестрельным оружием. Всякая перемена к лучшему, переход к новому лишь оттого, что оно в чем-то более эффективно, должно быть дважды отмерено, ибо оно попросту губительно, если не продиктовано необходимостью, начальной внутренней необходимостью. В Китае и Японии до сих пор лечат иглоукалыванием, почти без лекарств, а смертность там самая низкая на свете. Огнестрельное оружие позволило испанцам завоевать Южную Америку, а - предположим - англичанам - Северную, именно это потом назвали открытием Америки. По ходу дела под корень вырубались религии, расы и цивилизации, задним числом их объявляли примитивными под тем предлогом, что они не знают колеса и не способны сохраниться антропологически под европейским гнетом, хотя на самом деле они были, наверное, просто слишком деликатны - или же, тоже здравое предположение, - настолько непохожи на европейцев, что, в отличие от китайцев, не могли им пассивно противостоять, - так вполне здоровые полинезийцы гибли поголовно от завезенных европейцами микробов, а столь же здоровые негры - нет. Но, боюсь, сами европейцы пострадали от своих ружей не меньше, чем туземцы, с той разницей, что они этого еще не поняли, - кстати, эти самые ружья попали в руки североамериканских индейцев, и что же - ничего, их это не изменило, не то что водка и карты - ни новых ценностей, ни новых понятий, ни тяги к завоеваниям и оседлой жизни - в то время как европейцы, завоевавшие страну, создали там новую культуру и, наверное, новую нацию, как это - револьверы и стетсоновские шляпы - и немедленно ввели уже отмененное в Европе рабство. Когда их потомки выпотрошат Америку, им - за неимением лучшего - придется отправиться на Луну или на морское дно - и таким образом человечество, может быть, от них избавится. Нет ничего особенно плохого в изобретениях, если только они не определяют за нас наши задачи, не заставляют за себя расплачиваться и не создают ощущение могущества и вседозволенности. В противном случае мы быстро убеждаемся, что есть вещи похуже, чем война.