Манчестерская тусовка - [54]

— Полиция ничего не видит. Все, что происходит в Колчестер-Холле, — мертвая точка.

— Да ни хрена! Все это происходит прямо у них под носом!

— Нет. Это происходит у них за спиной. Под носом у них только такие места, как Мосс-Сайд, Уэлли-Рендж[70] и Деревня. Они думают, что ведут войну со злом, им и в голову не придет заглядывать в разные там исправительные дома и докапываться до учреждений, которые помогают им в работе.

Когда они проходили мимо поля для мини-футбола, в глаза бросился искореженный забор, из которого повыдергивали бетонные опоры — наверное, утащили но время мятежей, проходивших тут в начале года, и использовали в качестве тарана. По всему Мосс-Сайду и Хьюму стены домов изрядно пообтрепались — их разбирали по кирпичику и пускали на боеприпасы. На дороге тут и там темнели выжженные пятна — это мятежники поджигали машины и возводили баррикады. Однажды вечером можно было подумать, что тут снимают римейк фильма «Бронкс, форт апачей»: работали телекамеры, а народ карабкался на крышу полицейского участка Мосс-Сайда и грозился выжечь логово легавых дотла. Вот это действительно была война. В нее полиция верила, и не только полиция, но и все остальные — как ее сторонники, так и противники.

— Андертон знает, что все его ненавидят. Муниципалитет набит троцкистами, студенческие союзы бастуют против полицейской жестокости, половина города побывала на мятежах. Его крепость в осаде, так с чего бы ему вдруг начать вылавливать таких людей, как Холлидей?

— Никакая это на хрен не осада, — ответил Джонни. — Это игра. Просто им на руку раздувать опасность, которую представляют собой эти троцкисты-мятежники — тогда заурядные добропорядочные засранцы перепугаются и начнут оказывать поддержку полиции.

— Заявляясь каждый вечер в Деревню? Нет, это война. После Мосс-Сайда они воспринимают Деревню как второй фронт.

Джонни не согласился.

— Ни хрена! Люди вроде Паскаля не испытывают ненависти к Деревне. Просто это легкая мишень.

В представлении Джонни полиция была прибежищем для прагматичных лицемеров. Учреждением для недоумков, которым хватает благоразумия только на то, чтобы не показывать, какие они на самом деле придурки.

Но Джонни ошибается — Джейк был в этом совершенно уверен. Если говорить о сущности полиции, о том, что лежит в основе ее деятельности, в чем состоят ее главные ценности, то надо понимать, что на карту здесь поставлены реальные принципы. Возможно, обычные полицейские, такие, которые просто выполняют грязную работу, и в самом деле плохо понимают, что делают. Но Андертон и Паскаль — фанаты. Они реально живут мыслью, что добро должно бороться со злом. Ну нет, конечно, они не какие-нибудь там гениальные личности, но у них в голове есть четкое представление: вон то — плохо, а вот это — хорошо. Джейк пытался втолковать это Джонни, но тот стоял на своем.

— Да дерьмо все это, Джейк! Если у них и есть какой-нибудь веский повод всеми силами набрасываться на Деревню, то этот повод — мы. Им так нравится за нами гоняться, что они думают, будто всем есть до нас такое же дело. Они считают нас заразными и заботятся о том, чтобы зараза не расползалась по городу. Ведь они же уверены, что весь мир только и мечтает, чтобы попасть под влияние таких, как мы.

А может, Джонни в чем-то и прав. Андертон и Паскаль вполне могли на такое купиться: поверить в то, что искушение — единственная неопровержимая сила на земле, сила, перед которой без Божьей помощи не устоишь. Только это, пожалуй, и сближает их веру с твердой убежденностью Джейка и Джонни в том, что весь мир хочет с ними переспать.

— Таких, как мы? — переспросил Джейк. — А таких, как Гэри Холлидей?

— Чтоб он сдох.

— Ты думаешь, он какой? С рогами и с гребаным хвостом на заднице? Он молодой, хорошо одевается и может…

Джонни не дал Джейку договорить и раздраженно сплюнул:

— Да уж, он может!

Джонни весь скривился от омерзения. Джейк совсем не это имел в виду — он и не собирался говорить, что парень силен в постели. Разговор явно не клеился: что бы он ни сказал, все сводилось к одному.

— Я имел в виду, что он совсем не такой, как мы. Не какой-нибудь там педик в нарядных одежках. Не панк, не проститутка, не балдеет от «кислоты». Он может внушать доверие. Если бы Кевин Доннелли решил на него пожаловаться, ему бы никто не поверил. И будь ты Доннелли, понимал бы, что у тебя нет никаких шансов в борьбе против Холлидея.

— Я — не Доннелли.

— А что бы ты сделал — вырвал ему яйца?

— Да я бы его заставил их жрать!

— А, ну да, ты — не Доннелли. Ты не прошел через то, через что прошел он. Он уже не нормальный человек. И, возможно, считает, что никогда не был нормальным. Наверняка он думает, что, будь он нормальным, Холлидей бы его не выбрал.

— Но это ведь не означает, что он должен из кожи вон лезть, чтобы помогать этому ублюдку! И еще просить меня сделать копии его долбаных кассет.

Джейк подумал: Он не тебя просил. Он просил меня.

А вслух сказал:

— Нельзя винить Кевина. Он считает, что заслужил такое отношение. Ты только взгляни на него: самый трудолюбивый мальчик-проститутка во всем Манчестере. Ты думаешь, он хоть раз сделал паузу, чтобы поразмыслить, в этом ли его истинное предназначение? Ведь он просто не знает ничего другого.