Мамин интеллект: Как рождение детей делает нас умнее - [19]

Второй ученый, Равенна Хелсон, психолог-исследователь в Калифорнийском университете в Беркли, проанализировала куда более обширную аудиторию. За последние сорок лет она и ее коллеги наблюдали за сто двадцать одной выпускницей колледжа Миллс – элитной женской школы в Северной Калифорнии. По моей просьбе, также в 2004 году, она сравнила матерей и бездетных женщин, объединив данные трех личностных опросников, полученные на протяжении пятилетнего промежутка в конце 1950-х – начале 1960-х. Хелсон обнаружила, что женщины в первой (бóльшей) группе продемонстрировали «значительно улучшившееся понимание себя и других с точки зрения психологии и заметно возросшую ответственность».

Однако Хелсон предупреждает женщин: не стоит не рассчитывать, что деторождение изменит их само по себе. Каждая из матерей, выпустившихся из колледжа Миллс, – это человек своей эпохи, со своим темпераментом и своим личным выбором. Как и наши современницы. «Происходящее с матерью, – подчеркивает Хелсон, – зависит от ее личности, целей, от всего контекста материнства».

Подсевшие на любовь

Конечно, невероятное разнообразие человеческих матерей делает нас менее предсказуемыми, чем крыс. Но одну вещь многие из нас, очевидно, разделяют со всем животным миром – глубинное чувство связи. Именно оно заставляет нас на автомате откликаться на объективно раздражающий детский плач, а не выбегать прочь. Сходным образом может меняться поведение женщин – практически с тем же драматическим накалом, что и у самок крыс. Бездетные грызуны ведут себя испуганно по отношению к потомству, как если бы от него плохо пахло, и время от времени делают попытки похоронить молодняк. Лорбербаум считает, что изменения связаны с возникающим пересечением между «материнской сетью» и «системой вознаграждения» – он заметил взаимосвязь на снимках мозга, сделанных, когда женщины слушали своих детей.

Любопытно, но, как и подозревали многие молодые матери, отцы обладают совершенно иной базовой реакцией на плач собственного ребенка. Данный вывод подтверждается предварительными результатами исследований Лорбербаума и Косе, хотя на момент публикации этой книги научная статья еще не вышла. В то время как реакция матерей смещалась к древней, эмоциональной «системе вознаграждения», отцы отзывались лишь свежеэволюционировавшей частью коры головного мозга, задействованной в мышлении и планировании. Лорбербаум предполагает, что выраженная отцовская забота – относительно недавнее эволюционное приобретение, в то время как матери словно обзавелись новым органом, позволяющим заботиться тщательно и искренне. По его словам, это объясняет, почему «мамы первыми выскакивают из постели».

Остается еще проверить, вырабатывается ли у матери, слушающей вопли своего ребенка, в больших количествах дофамин. Впрочем, эта идея не кажется бессмысленной, если задуматься, каким образом Дональд Саймонс, антрополог в Калифорнийском университете в Санта-Барбаре, объясняет эволюцию эмоций. Саймонс придерживается следующей концепции: наши самые мощные порывы позволяют войти в контакт с наиболее трудновыполнимыми, базовыми потребностями выживания. Мы должны искать еду и любовь, как бы ни было трудно добыть эти ресурсы, и заботиться о детях, как бы они нас ни раздражали, и радоваться всему этому: спасибо мудреной «системе вознаграждения», спрятанной в мозгу.

В самом деле, исследователи, изучавшие упомянутые древние мотивации при помощи фМРТ, обнаружили основополагающее сходство между любовью, которую женщина испытывает по отношению к романтическим партнерам… и к детям, а это чувство, в свою очередь, похоже на страсть, с которой зависимые люди жаждут получить свой наркотик. В то время как Лорбербаум публиковал первые полученные данные, другая группа ученых, занимающаяся сканированием мозга в Университетском колледже Лондона, обнаружила, что «система вознаграждения» активируется, только когда женщины видят фотографии любимых людей, а не просто своих приятелей. Затем в 2004 году другие британские исследователи обнаружили сходный результат при сканировании мозга двадцати матерей, смотревших на снимки своих и чужих детей в возрасте от девяти месяцев до шести лет: при взгляде на фото не своих детей реакции не возникало.

Разумеется, большинству молодых матерей не нужно сканирование мозга, чтобы узнать о любви к младенцу – об этом вызывающем привыкание, трансформирующем сознание наркотике. «На днях мы достали старые фотографии малыша, вспоминали, каким он был идеальным, каким великолепным, а он там косоглазый и ужасно смешной!» – рассказывает одна знакомая мама. Есть ощущение, что у грызунов наблюдается сходная ослепляющая страсть на ранних стадиях материнства. В одном исследовании крысы (молодые матери) неизменно предпочитали комнату с детенышами комнате с кокаином (спустя примерно две недели они изменили свой выбор).

Джоан Моррел, нейробиолог в Рутгерском университете, осуществившая данный эксперимент, считает, что это объясняет, почему женщины, пристрастившиеся к кокаину, чаще принимают решение лечиться во время беременности или вскоре после родов; также многие девушки, будучи в положении, отказываются от кофе и сигарет. Джоан предполагает, что в гормонах беременности и раннего послеродового периода есть нечто, дающее женщинам дополнительную мотивацию избавиться от зависимости. «Беременность и период грудного вскармливания – уникальное время для человека и любого другого млекопитающего, так как именно сейчас ребенку можно необыкновенно навредить или необыкновенно помочь, и любое из этих действий будет иметь долгоиграющие последствия», – пишет она.