Мамаев омут - [28]

— Вот оно как, — разочарованно протянул Саша. — А наши «Умелые руки» уже постарались, закончили транзистор. Куда же его теперь?

У Васи появилась робкая надежда, что всё обойдётся. Он умоляюще посмотрел на Сашу и попросил вернуть письмо, написанное им от имени дедушки Семёна Ивановича Печкина.

— Зачем дедушке второй транзистор? Ему и одного хватит. Вы его ещё кому-нибудь подарите…

А пионеры в это время водили Семёна Ивановича по всему дому, показывали ему работы юных художников, скульпторов, резчиков по дереву.

В мастерской кружка «Умелые руки» дед увидел разные чудеса технической смекалки, начиная от действующих моделей шагающего экскаватора и гусеничного трактора последней марки и кончая железным роботом, который встретил деда приветственным возгласом: «Добро пожаловать!»

Потом Семёна Ивановича привели в следопытский музей, где размещалась выставка трудовых и ратных подвигов лучших людей области. Дед тотчас направился к той стене, где висел увеличенный фотографом портрет молодого светлоглазого парня. Из-под кожаной кепки выбивался густой чуб, на лице навечно застыла широкая улыбка. Это и был геройский дедушка Саши Синицына.

— Ну, здравствуй, Степан Ходкий! Здравствуй, дружище! — еле слышно и весь как-то подобравшись, шепнул Семён Иванович. — Вот где пришлось встретиться. — Потом оглядел столпившихся у витрины пионеров: — А где же внучек Степана Васильевича?

Ребята подтолкнули к деду Сашу Синицына.

У Семёна Ивановича дрогнуло было лицо, но он быстро совладал с собой и обнял мальчика за плечи.

— Правильно поместили… Спасибо вам за память. Для наших крестьянских мест золотой был человек Степан Васильевич.

— А рядом будет ваш портрет, — сообщил Саша.

— Вот этого, пожалуй, не надо, — покачал головой Семён Иванович. — Ни к чему. У нас ведь в Ольховке и более достойные люди есть. Уж лучше вы сделайте нам другой подарок…

— А мы уже сделали, — радостно подхватил Юра Кравцов. — Лично для вас.

Вася, стоявший позади всех, похолодел, будто его пихнули в ледяную прорубь.

— Это что ж за подарок такой? — с недоумением спросил Семён Иванович.

Юра многозначительно улыбнулся.

— Одну минуточку… Сейчас увидите. — И он опрометью выбежал из комнаты.

Семён Иванович посмотрел на ребят посерьёзневшими глазами.

— Вы меня, ребятишки, не обижайте. Мне лично дарить ничего не надо. Некрасиво это и не к чему. А вот помогите нашим ольховским ребятам сделать такую же выставку, как у вас. Про славу отцов и дедов. Чтобы все наши колхозники знали об этом.

Он не успел договорить, как в комнату вошёл Юра и протянул Семёну Ивановичу транзисторный приёмник.

— Вот, пожалуйста!

Вася даже приподнялся на цыпочках и вытянул шею, чтобы лучше рассмотреть приёмник. Чёрный, лакированный, с белыми поперечными полосами, с блестящими винтами и кнопками, на жёлтом гибком ремешке, он, казалось, излучал сияние.

А Юра между тем произносил, видимо, заранее приготовленную речь — поздравил от имени пионеров дорогого Сёмена Ивановича с семидесятилетием со дня рождения, пожелал ему крепкого здоровья, счастья и всяческих успехов в жизни.

Потом, не выдержав официального тона, принялся объяснять:

— Вы знаете, какой это приёмник! Транзисторный. На полупроводниках. Сделан по самой новейшей схеме… Любую станцию принимает…

— Погоди, погоди, — нахмурился Семён Иванович, отстраняясь от транзистора. — Это с какой же мне стати привалило такое?

— Так вы же, дедушка, сами просили. Чтоб полегче был. И на ремешке. И самой последней марки.

— Я?! Просил?

— А как же… — настаивал Юра. — У нас и ваше письмо есть. Ну, не ваше, скажем, а от вашего имени. Вы его своему внуку Васе продиктовали. Сами-то вы болели тогда. — Он достал из кармана затёртый голубой конверт с изображением Московского Кремля и передал его Семёну Ивановичу.

Не скрывая изумления, дед нацепил на нос очки, извлёк из конверта письмо и, подойдя к окну, углубился в чтение.

Вася ни жив ни мёртв стоял позади пионеров и посматривал на дверь — не улизнуть ли, пока не поздно.

— Та-ак… Вот и ещё одно сочинение… — протянул дед, дочитав злополучное письмо. Он вложил его в конверт, убрал во внутренний карман пиджака и, внимательно посмотрев на внука, подозвал его к себе: — Ты что же, братец, перепутал всё? Я тебе что диктовал, о чём пионеров просил? Приёмник не мне, а Евдокии Грачёвой требуется: она больная и к постели прикована. А я что ж, я ещё на своём ходу, здоровьем не обижен.

— А кто такая Евдокия Грачёва? — спросил Саша.

— Человек она знаменитый. Первой трактористкой была среди женщин. Жестоко от кулаков пострадала. В общем, Вася вам обо всём расскажет. Приедет на ваш слёт и доложит. Материал о наших ветеранах у него собран богатый, есть чем поделиться. Так, что ли, внучек?

— Расскажу… есть о чём, — буркнул Вася, не смея поднять голову и всё ещё не веря, что дед спас его от разоблачения.

— Ну вот и ладно! — Семён Иванович обратился к пионерам. — А за приёмник для Евдокии Грачёвой спасибо вам, ребята… Да и все вы тут вроде как приёмники. Самые дорогие, самые чуткие. От нас, старого поколения, принимаете всё доброе. Побольше бы таких приёмников… — Он вновь посмотрел на внука, потом кивнул на лакированный транзистор: — Так вы уж побывайте у нашей Евдокии Грачёвой, поднесите ей эту штуковину. Большая радость будет старушке. Да и насчёт музея ольховским ребятам помогите. Чтобы они настоящими следопытами заделались, получше близких людей узнали.