Мама - [48]
- А что с семейными?
- В целом, как солдаты или боевые единицы - гамно, - коротко резюмировал Прудников, и продолжил, - даже если они действительно солдаты.
-Тут я с тобой согласен, - поддержал Кравчий Прудникова. А затем его же и спросил, - ты последним прибыл, когда поднимался по лестнице, тот Кинг-Конг с дитем в обнимку в холе еще сидели?
- Да, но его вроде пытались куда то отвести. Кажется неудачно.
- А ведь он пешком с ломом в руках несколько дней шел через пригороды и по железке.
-Пешком!? С ломом?!
- Угу. К семье шел. И нашел. Один сын, правда, уцелел. Он его теперь из рук не выпускает, возможно, слегка тронулся, я не знаю.
- К чему ты это?
- Как вы думаете, смогу я просить его оставить сына на чье то попечение и уехать на задание? Да он же меня прибьет в аффекте! - Ответил Кравчий, повышая голос.
- Петрович, я кажется, понял что ты хочешь сказать, - нулевые - это 'отмороженные', 'суицидники' и потенциальные дезертиры, но и с 'семейными' не легче, потому что...
- Тряпки, - ответил Кравчий. - Не в упрек им, но родители, жена и дети, половина из которых уже успела сдохнуть и обратиться, а вторая половина рядом с ними сидит и от страха усирается - это не самый лучший стимул для дальних экспедиций и ближних вылазок. Одни не могут своих бросить, другие готовы, но на них жены висят и волком воют, а с третьими - все и сразу, только бы к уцелевшим детям быть поближе, а от 'обратившихся' - подальше. В лучшем случае их к амбразурам можно ставить, что бы 'тех', что у забора топчутся - отстреливали, да яму для утилизации копать.
- Какую яму? - Уточнил Прудников.
- Евгений Александрович, куда вы деваете тех, кого упокоили? Я имею ввиду тех, что к вам в открытую лезет.
-В реку, ясное дело.
- О! А нам куда прикажете? Со вчерашнего дня все, кто 'не могЕт' работать на выезде, роют яму для утилизации трупов - и у нас, и у 'Юристов', и у 'Двух башен'. С энтузиазмом, я скажу, роют, наперегонки - только бы к семье поближе и за периметр безопасности не выходить.
Кравчий сделал глоток воды, обвел присутствующих взглядом и продолжил, - Господа Енералы, какие будут предложения по кадровому вопросу?- Не кормить, прогонять, расстреливать?
Они еще долго спорят, но все предложения, как отмечал потом про себя Сергей Петрович, сводились к полумерам, не могущим решить принципиальную проблему - проблему еды и безопасности.
Выход из нее наметился лишь неделю спустя, и Сергей Петрович долго потом удивлялся - почему он тогда не увидел такое простое и красивое решение.
Около 23,30 Детский Дом ?5 имени Макаренко - Их было пятеро, и это было ее ближайшее окружение, 'свита', 'рада', малый совет', "ближники" - они называли себя по-разному.
Маша, Маруся, Бортник и доктор - сейчас были ее гостями, и сидели - кто за столиком, кто на табурете, а кто-то тонул в углу кожаного дивана.
Недосып, усталость и нервное напряжение стали привычны для них всех за эти последние дни.
И хотя почти весь Дом, за исключением часовых на мосту, давно уже спал, но сидящие в ее кабинете уходить не очень то и спешили. Такое бывает, когда после окончания тяжелого и напряженного дня впереди еще один не менее тяжкий день, и надо бы идти спать, что бы набираться сил. Но так хочется посидеть лишних минут пятнадцать - двадцать в блаженном ничегонеделании с чашечкой кофе или банкой пива, - когда это уже не работа, но еще и не сон. И именно в таком настроении усталости и отдохновения, человек расслаблен и склонен быть чуть более откровенным, чем обычно...И в один из таких моментов полной расслабленности - Маша и подловила ее на откровенность.
Спокойное перебрасывание фразами, анекдотами или впечатлениями от прошедшего дня - этим люди пытались ограничить свой разговор. И это было разумно и объяснимо: темы связанные с домом, родными или тем, что было еще месяц назад, никто не хотел поднимать, - слишком непредсказуемой могла быть реакция собеседников.
И поэтому вопрос Марии, словно ужом проскользнувший между анекдотом доктора и готовящейся репликой Бортника, достиг цели: в сторону Той, кому был задан вопрос, повернули лица, замерли и умолкли все 'реллаксирующие'.
- А что мы потом делать будем ПОСЛЕ, ну, когда подвалы едой забьем? А дальше - что? - Тихо спросила ее Маша. Девушка не отличалась "ораторским" голосом, но ее вопрос услышали все, кто был комнате.
Увидев оживившееся лицо Самой, Маша продолжила говорить:
- Ну что дальше, к чему готовиться, какие планы. - Потом, выдержав паузу, стала говорить более уверенно, - Я имею в виду - будет ли у нас еще что-то такое глобальное, что ли. Ну не будем же мы, есть тушенку в ожидании, пока сюда не придут какие-нибудь плохие люди, очень плохие.
Сидевшая за столом женщина замерла, обдумывая как правильней передать свою мысль, а потом начала говорить:
- Нет, Машенька, мы сделаем все, что бы они не пришли, или чтобы их пришло поменьше. И затем, улыбнувшись своим мыслям, спросила, - Ты французский знаешь?
- Нет, а что.
- Тогда учи его. И местную географию, кстати, тоже учи.
- Зачем?
- Зачепиловка, Саивка, и прочие зажопински. Будешь там твердить 'женемапасижур' - много и часто, со слезами и на коленях. И я тоже буду твердить. Думаю, где-то через пару неделек надо будет уже начинать.
Жизнь в театре и после него — в заметках, притчах и стихах. С юмором и без оного, с лирикой и почти физикой, но без всякого сожаления!
От автора… В русской литературе уже были «Записки юного врача» и «Записки врача». Это – «Записки поюзанного врача», сумевшего пережить стадии карьеры «Ничего не знаю, ничего не умею» и «Все знаю, все умею» и дожившего-таки до стадии «Что-то знаю, что-то умею и что?»…
У Славика из пригородного лесхоза появляется щенок-найдёныш. Подросток всей душой отдаётся воспитанию Жульки, не подозревая, что в её жилах течёт кровь древнейших боевых псов. Беда, в которую попадает Славик, показывает, что Жулька унаследовала лучшие гены предков: рискуя жизнью, собака беззаветно бросается на защиту друга. Но будет ли Славик с прежней любовью относиться к своей спасительнице, видя, что после страшного боя Жулька стала инвалидом?
В России быть геем — уже само по себе приговор. Быть подростком-геем — значит стать объектом жесткой травли и, возможно, даже подвергнуть себя реальной опасности. А потому ты вынужден жить в постоянном страхе, прекрасно осознавая, что тебя ждет в случае разоблачения. Однако для каждого такого подростка рано или поздно наступает время, когда ему приходится быть смелым, чтобы отстоять свое право на существование…
История подростка Ромы, который ходит в обычную школу, живет, кажется, обычной жизнью: прогуливает уроки, забирает младшую сестренку из детского сада, влюбляется в новенькую одноклассницу… Однако у Ромы есть свои большие секреты, о которых никто не должен знать.
Эрик Стоун в 14 лет хладнокровно застрелил собственного отца. Но не стоит поспешно нарекать его монстром и психопатом, потому что у детей всегда есть причины для жестокости, даже если взрослые их не видят или не хотят видеть. У Эрика такая причина тоже была. Это история о «невидимых» детях — жертвах домашнего насилия. О детях, которые чаще всего молчат, потому что большинство из нас не желает слышать. Это история о разбитом детстве, осколки которого невозможно собрать, даже спустя много лет…