Мама - [2]
Сначала она упокаивает Порфирия Николаевича - шаркающей походкой бывший зам подходит к ней первым ...
А маленьких ударить она не может до самого конца. Да, отступая от четверки тех, кто еще недавно были ее подопечными, и за кого она отвечала, кружа по залу, она неожиданно для самой себе понимает, почему не может их упокоить. - Она втихую ненавидела своего подчиненного, навязанного ей сверху. - Не за что-то плохое и нехорошее, не за то, что был "настоятельно рекомендован", а просто так. Не нравился он ей, и все тут. И поэтому так легко разнесла ему, уже неживому, череп. Но бить по голове ребенка?! - Неживого, но ребенка? - Увольте!
Она тратит чуть ли не целую минуту, кружа и маневрируя по залу, пока наконец не находит в себе силы нанести каждому из 'мелких' по одному точному удару по шее, и лишь затем оседает, сильно упираясь спиной в ребра батареи.
Но боли она не уже чувствует - ее мозг и чувства заняты совсем иным. Хотя вряд ли это 'иное' можно назвать даже мыслями. Скорее это что среднее между медитацией, тяжелыми родами и решением уравнения со многими неизвестными.
Когда-то старый знакомый и пациент ее отца рассказывал им с братом об авиакатастрофе, в которой ему довелось побывать и повезло почти не пострадать, - физически не пострадать, - так будет точнее. Оказывается, после того как самолет сваливается в штопор и начинает стремительно приближаться к земле - пассажиры вовсе не кричат. Острое понимание приближающейся смерти, ее неотвратимость, предметность и явственность, - все это парализует людей. Они сидят, вжавшись в кресла, и с ужасом, помноженным на тупую обреченность, смотрят на приближающуюся поверхность. Так, по крайне мере было в их самолете. Осознание того, что смерть - вот она, так близко, и с каждой микросекундой - все ближе и ближе, парализует человека. И только когда становятся видны барашки волн на воде, детали кораблика и фигурки внизу, все они, пассажиры гибнущего самолета, как по команде начинают кричать, закрывать лицо руками и делать что угодно, словно посылая месседж в вечность: я кричу, я борюсь, и, следовательно - я еще живу. Геннадию Николаевичу, которого отец консультировал по поводу ночных кошмаров, вызванных той катастрофой, повезло. Он оказался одним из немногих кто остался в живых после падения, и смог найти в себе силы продержаться до прибытия помощи. От него она и услышала эти откровения бывшего смертника.
Примерно тоже состояние обреченности падающего пассажира испытывала и она три этих последних дня, старт которым дал папин ночной звонок. Тогда отец и сам толком ничего не знал и не понимал, в слухи, распускаемые съехавшим с катушек москвичом Дегтяревым не верил, но на всякий случай просил быть поосторожнее, потому как был все-таки очень умным человеком и умел держать нос по-ветру. Это была последняя ночь, когда она выспалась, и их предпоследний разговор с отцом .
А потом началось... Интернет, панические звонки знакомых, коллег, сюжеты по ТВ - быстро, просто и доходчиво объяснили, что все они - пассажиры самолета свалившегося в штопор. И смерть - вот она, на экране старенькой "Тошибы", на мониторе двух компьютеров, - смотрит на нее, кричит дурным голосом насмерть испуганного человека из телефона, становится все ближе и явственнее. И ничего нельзя сделать. Совсем ничего! Земля приближалась, ее самолет свалился штопор, а она в оцеплении смотрит в иллюминатор, и ничего нет в ее душе кроме тупого ужаса, страха и обреченности. Кто-то из персонала бежал в город спасать родных и не возвращался, кто-то уходил в сторону шоссе - просто уходил, дезертировал по-сути дела. Ну а она, и еще с десяток взрослых в этом маленьком мирке просто обреченно чего-то ждали и продолжали работать, или, правильнее сказать, дорабатывать.
А к концу вторых суток ВСЕГО ЭТОГО ей перестали отвечать даже ее старые знакомые, руководство и друзья. Они могли быть уже мертвы, а могли быть ... Да кто хочет связываться, брать моральную ответственность за тетку с парой сотен детей и подростков, да к тому же находящуюся в сотне километров? Куда проще сбросить вызов или просто не отвечать. Она их даже не осуждала, и вполне возможно, что и сама бы так поступила - будь она на их месте. Но она была не на их месте, а на своем собственном.
Лишь два звонка третьего дня Беды запомнились ей, и клещами впились в ее память. Один принёс ей взвинченный и испуганный голос отца. Он был еще жив, не инфицирован, и оставался в Киеве, запершись вместе со своими лаборанточками в здании института. Они говорили около часа, пока у отца не закончился заряд мобильного телефона. А второй звонок ... Второй звоночек был вовсе не от бывшего мужа с пасынком, и не от коллег, и даже не от начальства - давно сгинувшего или сдрыснувшего, а от старого друга ее папы, ее покровителя и бывшего "трех-ночного" любовник Фортунатова Мишеньки. - Мишенька, еще не старый 60-летний мужчина, был сильно изувечен укусами. Он не истерил и не плакал в трубку, не просил и не проклинал. Он просто сказал то, что хотел сказать - спокойно и взвешенно: слова благодарности за знакомство, за их три ночи, после которых он снова почувствовал себя лет на двадцать моложе, пожелал удачи, простился, и повесил трубку. Сам. И за это она тогда была ему очень благодарна.
Каково быть дочкой самой богатой женщины в Чикаго 80-х, с детской открытостью расскажет Беттина. Шикарные вечеринки, брендовые платья и сомнительные методы воспитания – у ее взбалмошной матери имелись свои представления о том, чему учить дочь. А Беттина готова была осуществить любую материнскую идею (даже сняться голой на рождественской открытке), только бы заслужить ее любовь.
Удивительная завораживающая и драматическая история одной семьи: бабушки, матери, отца, взрослой дочери, старшего сына и маленького мальчика. Все эти люди живут в подвале, лица взрослых изуродованы огнем при пожаре. А дочь и вовсе носит маску, чтобы скрыть черты, способные вызывать ужас даже у родных. Запертая в подвале семья вроде бы по-своему счастлива, но жизнь их отравляет тайна, которую взрослые хранят уже много лет. Постепенно у мальчика пробуждается желание выбраться из подвала, увидеть жизнь снаружи, тот огромный мир, где живут светлячки, о которых он знает из книг.
Посреди песенно-голубого Дуная, превратившегося ныне в «сточную канаву Европы», сел на мель теплоход с советскими туристами. И прежде чем ему снова удалось тронуться в путь, на борту разыгралось действие, которое в одинаковой степени можно назвать и драмой, и комедией. Об этом повесть «Немного смешно и довольно грустно». В другой повести — «Грация, или Период полураспада» автор обращается к жаркому лету 1986 года, когда еще не осознанная до конца чернобыльская трагедия уже влилась в судьбы людей. Кроме этих двух повестей, в сборник вошли рассказы, которые «смотрят» в наше, время с тревогой и улыбкой, иногда с вопросом и часто — с надеждой.
Предлагаем вашему вниманию роман известного македонского писателя Живко Чинго "Большая вода".
Рассказы «Когда хоронили Маурица», «Сестра невесты» и «Сочельник» — перевод Л. Виролайнен. Рассказ «Серебряное крыло» — перевод В. Смирнова. Остальные рассказы и «От автора» — перевод Т. Джафаровой.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.