Малый трактат о великих добродетелях, или Как пользоваться философией в повседневной жизни - [94]
Точно так же не бывает счастья без любви. Действительно, если любовь – это радость, сопровождаемая идеей ее причины, иначе говоря, если всякая любовь по своей сути – радость, то справедливо и обратное: всякая радость имеет причину (как и все сущее), следовательно, всякая радость происходит от любви, по крайней мере предположительно (радость без любви не поддается осмыслению – это непонятная, темная, неполноценная радость), и действительно дышит любовью, если сознает себя и, как следствие, свою причину. Любовь – это сияние радости, ее признанная и признаваемая истина. Вот в чем секрет Спинозы, а также мудрости и счастья: нет иной любви, кроме радостной, и нет иной радости, кроме любви.
Наверняка найдется кто-нибудь, кто упрекнет меня в том, что я приукрашиваю картину. Да нет же! Я лишь немного схематизирую, как и при анализе сочинения Платона, но это необходимо. Если при этом пропадают или расплываются какие-то нюансы, то лишь потому, что в жизни радость и печаль всегда перемешаны, а мы сами не перестаем колебаться и сомневаться, шарахаясь от одного из этих аффектов к другому, от одной истины к другой (от истины Платона к истине Спинозы), от тоски к способности, от надежды к благодарности, от страсти к действию, от религии к мудрости, от любви собственнической и страдающей от того, чего у нее нет (eros), к любви, имеющей все, чего она желает, потому что она желает лишь того, что есть, радуясь этому. Но как же назвать эту любовь?
Мы употребляем все то же слово «любовь». Любить кого-то – это желать, чтобы он был, если он уже есть (иначе это не любовь, а надежда); радоваться тому, что он существует, радоваться его присутствию, несущему нам радость и удовольствие. Однако тем же самым словом «любовь» мы называем и чувство, основанное на тоске и страсти (eros), от чего происходит известная путаница. Древние греки выражали свои мысли более ясно, используя глагол philein (любить – независимо от того, каков объект любви) и существительное philia (в контексте межличностных отношений). Можно ли приравнять его к слову «дружба»? Пожалуй, но в самом широком, самом выразительном и самом возвышенном смысле. По Аристотелю, в жизни встречаются ее образцы. Так, «для матерей чувствовать дружбу к детям – наслаждение» («Никомахова этика», VIII, 9). Такова же и любовь между мужем и женой, особенно если каждый из них радуется добродетели другого. Такова родительская, братская и сыновняя любовь, но так же и любовь возлюбленных, не объяснимая одним Эротом. Наконец, такова совершенная дружба добродетельных мужей, которые «одинаково желают друг для друга собственно блага» (там же, VIII, 4). Итак, philia – это любовь между человеческими существами, проявляющаяся в самых разных формах и не сводимая к тоске или страсти (eros). Таким образом, термин philia имеет более узкое значение, чем употребляемое нами слово «любовь» (любовь может распространяться также и на неодушевленные предметы, животных или божество), но более широкое, чем слово «дружба» (мы, например, не называем дружбой отношения между родителями и детьми). Можно сказать, что philia – это любовь-радость в меру своей взаимности, это радость любить и быть любимым, это взаимная доброжелательность или ее возможность, это разделенная жизнь, осознанный выбор, взаимное удовольствие и взаимное доверие, одним словом, любовь-действие, в отличие от любви-страсти, даже притом, что ничто не мешает этим двум видам любви сосуществовать или сливаться воедино. Разве счастливые влюбленные не становятся друзьями? И разве иначе они могли бы быть счастливы? Аристотель отмечает (там же, VIII, 14), что любовь между мужем и женой является также одной из форм дружбы, причем одной из самых важных форм (потому что «от природы человек склонен образовывать скорее пары, а не государства»), очевидно включающей и сексуальное измерение. Это позволяет нам использовать слово philia для обозначения того, что, по Спинозе, мы называем любовью-радостью – в отличие от любви-тоски (по Платону). Это право подтверждает и сам Аристотель, в «Эвдемовой этике» написавший: «Любить значит наслаждаться».
Но это в теории. На практике оба чувства почти всегда смешиваются, особенно в том, что касается взаимоотношений между мужчинами и женщинами. Мы можем радоваться (philia) тому, чего нам не хватает (eros), стремимся обладать тем, существование чего и так составляет наше счастье, одним словом, мы можем любить одновременно страстно и радостно. Подобное встречается не так уж редко, мало того, из этого состоит повседневная жизнь любой пары, особенно в начале совместной жизни. Быть влюбленным значит тосковать, стремиться к обладанию, страдать без взаимности, бояться, что тебя разлюбят, видеть счастье только в любви и присутствии другого человека, в обладании им. Это и в самом деле счастье – знать, что ты любим, и наслаждаться тем, по чему тосковал. Возможно, это самое сильное из данных человеку ощущений (исключая ужас), а возможно, и лучшее, что может выпасть ему на долю (исключая мудрость). Это счастливая страсть, это весна жизни, это юность супружества, это ненасытная радость влюбленных, которые целуются на скамейках в парке и кажутся нам такими симпатичными и трогательными в своем немного наивном воодушевлении. Но как долго может продолжаться эта идиллия? Как долго можно тосковать по тому, что уже имеешь (иначе говоря, тосковать после того, как утолишь свою тоску)? Страстно любить того или ту, с кем делишь каждый день жизни, и так на протяжении долгих лет? Идеализировать того или ту, кого так хорошо изучил? Мечтать о том, что уже стало реальностью? Одним словом, как долго можно сохранять влюбленность в собственного супруга? Кристаллизация отношений, как писал Стендаль, состояние нестабильное и плохо переносящее рутину супружества. Вначале все в другом восхищает; затем ты начинаешь видеть его таким, какой он есть. Вспоминается еще одна песенка – ее пел Клод Нугаро: «Противный муж убил прекрасного принца». А ведь это один и тот же человек! Только второй был мечтой и надеждой, а первый стал реальностью. Прекрасный принц – это муж, которого нет, а муж – прекрасный принц, за которого ты вышла замуж. И перестала о нем мечтать. Один сияет своим отсутствием, второй отягощает своим присутствием. Краткий всплеск страсти – и унылое долголетие супружества. От Ницше не укрылось, что брак, способный превратиться в прекрасное и трудное приключение, чаще всего скатывается к пошлости и низости:
Книга будет интересна всем, кто неравнодушен к мнению больших учёных о ценности Знания, о путях его расширения и качествах, необходимых первопроходцам науки. Но в первую очередь она адресована старшей школе для обучения искусству мышления на конкретных примерах. Эти примеры представляют собой адаптированные фрагменты из трудов, писем, дневниковых записей, публицистических статей учёных-классиков и учёных нашего времени, подобранные тематически. Прилагаются Словарь и иллюстрированный Указатель имён, с краткими сведениями о характерном в деятельности и личности всех упоминаемых учёных.
Монография посвящена одной из ключевых проблем глобализации – нарастающей этнокультурной фрагментации общества, идущей на фоне системного кризиса современных наций. Для объяснения этого явления предложена концепция этно– и нациогенеза, обосновывающая исторически длительное сосуществование этноса и нации, понимаемых как онтологически различные общности, в которых индивид участвует одновременно. Нация и этнос сосуществуют с момента возникновения ранних государств, отличаются механизмами социогенеза, динамикой развития и связаны с различными для нации и этноса сферами бытия.
В книге рассказывается история главного героя, который сталкивается с различными проблемами и препятствиями на протяжении всего своего путешествия. По пути он встречает множество второстепенных персонажей, которые играют важные роли в истории. Благодаря опыту главного героя книга исследует такие темы, как любовь, потеря, надежда и стойкость. По мере того, как главный герой преодолевает свои трудности, он усваивает ценные уроки жизни и растет как личность.
Впервые в науке об искусстве предпринимается попытка систематического анализа проблем интерпретации сакрального зодчества. В рамках общей герменевтики архитектуры выделяется иконографический подход и выявляются его основные варианты, представленные именами Й. Зауэра (символика Дома Божия), Э. Маля (архитектура как иероглиф священного), Р. Краутхаймера (собственно – иконография архитектурных архетипов), А. Грабара (архитектура как система семантических полей), Ф.-В. Дайхманна (символизм архитектуры как археологической предметности) и Ст.
Макс Нордау"Вырождение. Современные французы."Имя Макса Нордау (1849—1923) было популярно на Западе и в России в конце прошлого столетия. В главном своем сочинении «Вырождение» он, врач но образованию, ученик Ч. Ломброзо, предпринял оригинальную попытку интерпретации «заката Европы». Нордау возложил ответственность за эпоху декаданса на кумиров своего времени — Ф. Ницше, Л. Толстого, П. Верлена, О. Уайльда, прерафаэлитов и других, давая их творчеству парадоксальную характеристику. И, хотя его концепция подверглась жесткой критике, в каких-то моментах его видение цивилизации оказалось довольно точным.В книгу включены также очерки «Современные французы», где читатель познакомится с галереей литературных портретов, в частности Бальзака, Мишле, Мопассана и других писателей.Эти произведения издаются на русском языке впервые после почти столетнего перерыва.