Малый круг - [55]

Про них говорили, что они отличная пара. Особенно хорошо смотрелись они издали. Примерно* одинакового роста, оба в джинсах и кожаных куртках — он в черной, она в коричневой, она со светлыми распущенными волосами, он с темными и не очень длинными, на фоне матового бока «опеля» они казались всем классической молодой семьей начала семидесятых, когда женщина равна мужчине в правах, а жилищный вопрос решен.

Они оба играли на пианино. Он в основном классические вещи, она больше по слуху. Если он хорошо владел техникой — брал сложные аккорды, мог даже сыграть этюд Ре-минор Рахманинова, то она лучше подбирала, могла тут же сыграть любую услышанную мелодию.

— Знаешь, — сказал ему через полгода преподаватель. — Я, может, насчет тебя ошибался. Ты ведь еще не развелся?

— Не развелся, — сказал Андрей.

Они стояли около большого окна в здании на Тверском бульваре.

— Ты как-то не по-русски стал писать. Наверное, читаешь одних иностранцев?

Андрей хотел сказать, что сейчас он вообще ничего не читает, но промолчал.

— Вообще-то я вас всех не понимаю, — говорил преподаватель, он имел в виду семинар. — По творчеству… Ладно, пиши, учись… — он пошел по коридору, держа под мышкой толстую папку с чужими рассказами и повестями.

— Учитель! — догнал его Андрей. — Я недавно читал ваш роман. Это прекрасная вещь…

— Спасибо за вранье… — сказал преподаватель. — Я в твои годы был прямее… Достоевского я вообще не знал, а Толстой мне казался мещанином… Ладно…

…Андрей был загадкой для литературных девушек. Владелец «опеля», умеющий играть на пианино, молчаливый и модно одевающийся (мать присылала из Финляндии), когда он читал на семинарах рассказы, они высказывались осторожно, а чаще всего они не знали, что говорить. «У него мировоззрение подростка, который возомнил себя семидесятилетним стариком», — сказала одна из литературных девушек.

Когда Юлия уехала на практику — раскапывать боспорский город Мирмекий — у Андрея начался с этой девушкой роман.

Бедный «опель» стонал и надрывался на горбатых загородных дорогах, мелькали лица, дачи, орала музыка, ярились и трясли черными и русыми бородами спорящие, а утром Андрей страдал с похмелья и полз на недовольном «опеле» домой. Расстался с литературной девушкой, скучная повесть которой до сих пор лежала у него на столе, Андрей на удивление легко.

Когда они вернулись с Юлией из свадебного путешествия, в доме появился эрдельтерьер. Звали его Снап. Юлия купила его у своего приятеля-собаковода. Андрей гулял со щенком, учил его начальным командам, кормил и вытирал многочисленные лужи.

Все говорили Андрею, что он очень изменился. Стал слишком спокойным и непробиваемым. Примерно в это время он сказал Юлии, что им, наверное, придется расстаться. «Что?» — шепотом спросила она. Андрей взял щенка и ушел гулять далеко-далеко, куда раньше никогда и не ходил. Юлия ждала его, сидя на скамейке перед подъездом. Она вообще любила его встречать. Открывала окно и смотрела на улицу. Входя или въезжая в арку своего дома, Андрей видел ее развевающиеся светлые волосы,

— Ты сказал это серьезно? — спросила она, когда он вернулся.

— Серьезно, — ответил он.

Молча они поднялись на лифте в свою квартиру и молча легли спать в разных комнатах. Но Юлия в длинной ночной рубашке пришла к нему и долго сидела на кровати с сигаретой, не замечая, что сбрасывает пепел на простыню.

— Если ты меня бросишь, я не знаю, что буду делать, — сказала она. — Скажи, почему ты хочешь меня бросить?

— Это долго объяснять, — сказал Андрей и, отобрав у нее сигарету, стал курить сам.

— Ты любишь другую женщину?

— Не в этом дело…

— Если я тебе противна, давай спать на разных кроватях…

— Мы и так спим на разных кроватях…

— Хочешь, я уйду к родителям, а через некоторое время вернусь… Я знаю, люди надоедают друг другу…

— Нет, нам все-таки лучше расстаться.

— Почему? — закричала она.

На следующий день он написал матери в Финляндию, что, по-видимому, скоро разойдется с женой. И мать через несколько дней позвонила и сказала ему, что это правильно, потому что глупость была с его возможностями и будущим жениться на дочке какого-то военного.

В этот же день он вышел из дома, стащил брезент с «опеля», сел за руль и поехал куда глаза глядят. Андрей до сих пор помнил, какая была в том году весна, как он ехал по шоссе Москва — Ленинград все дальше и дальше на север. Одну ночь он ночевал в кемпинге, а другую провел на поляне в «опеле» вместе с круглолицей веснушчатой девушкой, которая возвращалась из поселка Медное в Ленинград, где училась на кондитера.

В Ленинграде Андрей жил у своего друга-художника. Утром тот писал зачем-то его портрет, а потом они отправлялись в пивную, где художника знали, потому что он расписывал в пивной стены, и приносили им воблу, а иногда и креветок. Пиво было светлое и легкое, и Андрею казалось, что если есть в жизни покой, то он заключается в том, чтобы сидеть за крепким дубовым столом, уставленным кружками, смотреть, как солнце растворяется в пиве, и ждать, когда тебе принесут тарелку с розовыми теплыми креветками.

Потом он ехал по Приморскому шоссе, вдоль Финского залива, мимо сосен, и оказался в Выборге. Проходив день среди домов, похожих на крепости, Андрей решил, что пора возвращаться.