Малышок - [42]

- Какая у вас скверная обстановка, - проговорила она задумчиво. - Совершенно невозможная обстановка. Вы ведете себя как враги. Дошло до того, что Катя напустила на Севу собаку. Мне об этом бабушка рассказала. Как это не по-советски - такая вражда! (Катя хотела в ответ сдерзить, но сдержалась и отвернулась к станку.) Нет, подумайте, разве мы могли бы воевать, если бы все жили врозь? А какую дружную компанию вы могли бы составить, и тогда не было бы таких безобразий, как сегодня. Почему вы не дружите?

- Очень приятно с Булкиным-Прогулкиным дружить! - бросила Катя.

- Думаешь, ты мне нужна! - не смолчал Сева.

Нина Павловна досадливо махнула рукой, хотела что-то сказать, но в это время появился Бабин.

- Пошли, работнички! - скомандовал он. Оглянувшись, как человек, неожиданно оторванный от своих мыслей, Костя глубоко вздохнул и двинулся за мастером и Ниной Павловной.

СПОР

До этого случая мальчикам не приходилось бывать в кабинете директора, но от других ребят они слышали, что в кабинете на письменном столе стоят четыре телефонных аппарата: один - разговаривать с цехами, другой - с обкомом партии, третий - с наркомом боеприпасов, а четвертый, самый важный, к которому никто, кроме директора, не смел прикасаться, - говорить прямо с Кремлем. Может быть, это было так, а может быть, вовсе не так, но Костя даже забыл сосчитать телефонные аппараты.

В кожаном кресле за столом сидел директор, а возле стола в другом кресле, вытянув свою несгибающуюся ногу, - Сергей Степанович. Он просматривал какие-то бумаги, беря их со стола здоровой левой рукой.

Директор приказал секретарше больше никого не пускать и спросил у Нины Павловны, что ей нужно.

- Я знаю этих мальчиков… Мне хотелось бы присутствовать, - ответила она.

- Можете, - разрешил директор. - Ребята, сядьте, - указал он на стулья напротив письменного стола, а как только Костя, Сева и Колька уселись, спросил: - Кто Малышев?

- Посередине сидит, - сказал Сергей Степанович, окинув ребят спокойным, серьезным взглядом.

- Самый маленький, - отметил директор, прикуривая от электрической зажигалки. - Припоминаю, что видел его в цехе. Это тот самый Малышев, который на филиале отличился?

- Тот самый, - подтвердил Герасим Иванович. - И тут, положим, тоже отличился, только на другой манер.

- Да, - признал директор, - расправился со станком. Дико, варварски расправился! - Он спросил у Кости: - Вот ты, Малышев, сколько пудов можешь унести? - Тут он рассердился и прикрикнул: - Встань, я старше тебя!… Так сколько пудов унесешь?

- Два пуда далеко нашивал, - пробормотал Костя.

- Неправда, не унесешь.

- Нашивал… Я тягучий…

- Так вот, тягучий человек, завтра ты должен пронести десять пудов через весь заводской двор. Слышишь?

- Не осилить, - невольно усмехнулся Костя. - Десять - это много.

- Жила лопнет?

- Может лопнуть.

- Почему же ты решил, что станок, рассчитанный, скажем, на два пуда, должен тащить десять? Доверили тебе надежный, исправный «Буш», который, худо-бедно, может выдавать в смену двадцать «труб», а ты его портишь. «Трубы» - важная часть «катюш». Двадцать «катюш» - это такой залп, который может уничтожить роту или батальон фашистов. Тебе кажется, что ты только шестеренки сломал, а может быть, из-за твоего безобразного поступка мы не успеем отбить на фронте вражескую атаку… Может быть, из-за этого кто-нибудь погибнет… Понимаешь, что ты наделал?

Молчание было тяжелым, но ответить было еще тяжелее.

- Расскажи, как это получилось, и дай слово, что это не повторится, - сказала Нина Павловна.

- Я как лучше хотел, - хрипло, невнятно проговорил Костя, хотя дал себе слово, что после оскорбления, нанесенного ему художником, будет молчать. - Я как лучше хотел… Полторы нормы дать. А они, как черепахи, ползут!…

- Вот в чем дело! - живо откликнулся парторг. - Но почему ты не посоветовался со старшими? Кто тебе позволил своевольничать? Не так вас, кажется, учит Герасим Иванович.

- Не помеха я фронту! - горячо заговорил Костя, мысли которого пошли своим порядком и воскресили чувство острой обиды. - Я фронту не помеха, а они на стенке зачем написали! - Ему стало так горько, что он все забыл, кроме тяжкого оскорбления. - Уйду с завода, не нужны мне такие вот! - крикнул он и отвернулся, вытирая лицо шапкой.

- Что о нем написали? - спросил директор.

- Плакат вывешен, что станколом Малышев - помеха фронту, - пояснил Бабин.

- Ну, это крепко, - поморщился Сергей Степанович и перевел взгляд на Зиночку Соловьеву.

- Это председатель цехкома погорячился, - поспешно откликнулась она. - Я уже сказала ему, что плакат нужно снять…

- Уйду с завода! - упрямо повторил Костя.

- Глупости болтаешь, - остановил его директор. - Сначала станок сломал, а теперь хочешь и рабочие руки забрать? Сбежишь - поймаем, судить будем как дезертира производства.

- В тайге не поймаете, - с чувством превосходства усмехнулся Костя. - В тайге я первый всякого поймаю.

Тут не стерпел парторг. Он рассердился, посмотрел на Костю хмуро.

- Совесть тебя поймает! - сказал он и стукнул своей палкой в пол. - Она поймает, будь уверен! Всю жизнь будешь помнить, как ты фронтовикам в тяжелый год помог… Станок из строя вывел, работу бросил, в тайгу собрался. А я думал, ты самостоятельный, верный человек.