Малявка - [4]

… Пансионат сердечников.

Иван Сергеевич жил в палате один. Его знали не только в городке, всей области, но и в соседних областях, как одного из старейших и квалифицированных специалистов по автотранспорту. Кавалер многих наград за добросовестный труд. Первые дней двадцать дались ему трудно. Как это дела нет, об этом и речи быть не может! Он привыкал к обстановке, потихоньку добавлял себе нагрузки, часто подходил к старому, списанному автобусу, что-то высматривал в гараже. Природа творила чудеса, вне всякого сомнения. Его характер и упорство, тоже срабатывали. И, чуть окрепнув, привыкнув, дед, за две недели ввёл в строй списанный автотранспорт.

— Любо-дорого, работа лечит, самое полезное и вкусное лекарство! — говорил он каждый раз, с довольной улыбкой, отмывая руки.

Радость всему персоналу  (обеспечение хозяйственных нужд), и обитателей  (их, тех и этих, было не много) — можно теперь делать вылазки куда пожелает душа — в ближайшие города на экскурсии, в музеи, на концерты, осенью за грибами, по Святым местам, благо их тут на каждом шагу…  Всё пошло на пользу как пациентам, так и всем работающим. Люди очень тепло и с любовью относились к персоналу, выражая свою признательность за их внимание и бережное отношение…

Познакомившись немного в больнице с одной из книг, присланных внучкой, дед, собираясь в пансионат не на один месяц, забрал все четыре…  — очень разная гамма чувств звучала в нём, от прочитанного. Много ему было в них не понятно, но какая-то особая энергия, шедшая при чтении, вызывала необъяснимое состояние, постоянно хотелось к ним возвращаться…  Самое первое, что было рекомендовано, это развить способность концентрироваться и сосредотачиваться на изучаемом предмете. Читал понемногу, осторожно, чувствуя, что в сознании, мыслях, душе и сердце, начиналось какое-то движение, но сопротивления этому он пока не ощущал. Ещё в больнице к нему пришла мысль — каждое поколение мудрее предыдущего. Решил, будет знакомиться потихоньку, как понял, с очень важной информацией. Никогда в жизни не читал таких книг — Посланий Высших существ, для человечества. Радж рассказывал ему о Рерихах, Блаватской, которые тоже принимали на Землю и записывали учения от Владык. Иван тогда не принимал эту информацию, отгораживался…  Прошлое, зачатие в энергиях гражданской войны, прожитая жестокость деда, голод, последствие и боль сына «врага народа», непосильный труд во время Второй мировой войны, послевоенная разруха. Энергии безбожия, богоборчества, тотального контроля, вызывало только ухмылку и глухой звук: «Ну-ну…» Разговоры о Боге в Советском союзе, он помнит как кукольный спектакль Образцова, про старика, сидящего на облаке…

Впервые, из этих книг, в которых собраны Послания для всего человечества, он узнал, что Бог — есть Любовь, а значит Любовь — есть Бог, домыслил дед. Недельное чтение подняло в нём воспоминания тяжёлого детства.

… Отец был арестован, как «враг народа» в 38 году. Ночью его увезли в неизвестном направлении. Они с матерью сразу собравшись, уехали в деревню, к её родителям. Дед запретил упоминать имя отца. Однажды сильно избил внука, сказавшего, что любит отца и не верит в его предательство…  В семье был запрет на Любовь к предателю, да и вообще на Любовь — тогда это называли буржуазным чувством…  Но если Любовь — есть Бог, получается, запрет на Бога. Скоро Иван осиротел. Мама, оказывается, носила под сердцем второго ребёнка. Дед приказал делать аборт. Узнав, что уже большой срок, силой заставил выпить хину, чтоб отравить плод в животе у дочери. От сильного кровотечения, прожив три дня, она скончалась. Все смотрели на Ивана как на «сына врага народа»…  За год до войны, умирая в жесточайших муках, дед подозвал внука:

— Иван, ухожу я, подойди…

Тот молча подошёл, насупившись спросил:

— Чего хотите, Емельян Митрофанович?

— Ишь ты! Заговорил. Простил, что ль деда — слезливые закисшие глаза с тоской и надеждой смотрели на него…

— Нет — был жёсткий ответ, — просто видел, как вы рыдали после своего злодейства…

— Оправдываться не буду…  — и часто задышав, — может когда Бог тебе и откроет, почему…  — ему было очень трудно говорить, пересиливая боль, продолжал. — Бабку, Зореньку свою, на тебя оставляю. Поэтому, одно скажу, ты должен выжить, надо учиться. Придётся писать отказ от отца, хоть его любишь и не веришь в предательство. Подпиши эту бумагу, а отец всегда будет в твоём сердце. Я уже скоро с ним встречусь, всё объясню, он поймёт. Мамке твоей и убиенной сестричке, привет и поклон передам…  — и, скорчившись от боли, с хрипом отошёл…

Эти воспоминания заставили деда плакать, со слезами уходила боль. Вдруг понял, что в жизни не плакал, этого не помнит…  Он почувствовал сострадание к деду, отцу, маме с ребёночком, бабушке, недоброжелателям, написавшим донос на отца, тем, кто заставил подписать отказную бумагу, к людям, приходившим за отцом и, с кем он встречался по жизни…  Это было именно Сострадание, не жалость. Сострадание идёт из Сердца, а жалость исходит из ума. Ещё он понял одну очень важную вещь — всем в то время не хватало Любви — значит Бога. Люди под страхом смерти заставляли себя забыть, что такое Любовь, чтоб можно было выжить в страшные времена. Сопоставив все события, понял, что с тех пор закрылось сердце, начало болеть. Со слезами пришло облегчение. Потянуло вздремнуть в обеденный тихий час…  Проснувшись, встретился с новым, необычным состоянием ума, физического тела и незнакомой доселе, внутренней тихой радостью…