Мальтийские рыцари в России - [17]

– Доставьте им случай хоть чем-нибудь отблагодарить рыцарство за то уважение, какое оно постоянно и всюду оказывало им, – улыбаясь, сказала Скавронская.

– Но император, как слышно, настолько суров, настолько недоступен, что едва ли участие женщины может иметь влияние в том важном деле, по которому я сюда приехал. Притом для знаменитого рыцарского ордена, который в течение семи веков поддерживал свое существование геройскими подвигами…

– Такой способ поддержки будет неуместен, неприличен… Вы, вероятно, это хотите сказать? – спросила Скавронская.

Литта слегка и печально кивнул головою с знак согласия.

– В таком случае откажитесь от исполнения той задачи, для которой вы сюда приехали. С мужчинами, окружающими императора, дело вести слишком трудно. Ростопчина, который вам будет нужен едва ли не прежде всех, вы с трудом увидите; до него нет доступа иностранным посланникам, да притом Ростопчин не слишком много разговорится с вами: он любит отмалчиваться из боязни, чтобы не сказать что-нибудь некстати… Кутайсов не примет участия в делах вашего ордена: он в подобные дела не вмешивается, они не по его части. Князь Куракин? – но он слишком любит Францию и не станет побуждать государя к раздору с нею. Затем все другие приближенные к императору лица соприкасаются только или с военными делами, или с делами по внутреннему управлению государства и не позволяют себе мешаться во внешнюю политику. Да и сказать по правде, едва ли вы найдете в нашем обществе таких лиц, которые стали бы сочувствовать бедственному положению вашего ордена; у нас рыцарства никогда не существовало, и о значении его едва ли кто из русских имеет какое-нибудь понятие. Рыцарством увлекутся разве женщины, да и то потому только, что они познакомились с ним из французских романов…

– Но я буду иметь возможность объясняться непосредственно с императором. Он чрезвычайно близко принимает к сердцу настоящее положение нашего ордена, и я думаю, что его благосклонного внимания будет вполне достаточно для того, чтобы Россия приняла самое деятельное участие в нашей судьбе.

– Это совершенно верно, но дело в том, что все предположения, высказанные вами государю, будут переданы для рассмотрения или для исполнения кому-нибудь из лиц, пользующихся его доверенностью, а они могут дать подготовленному вами плану такое направление, какого вы вовсе не ожидаете, и без особого на них влияния вы ни в чем не успеете. Положим, что государь поручит ваше дело князю Безбородко, но кто же не знает, что князь бывает в руках той женщины, которая ему нравится? Кутайсов находится ныне под сильным влиянием одной госпожи, граф Марков – тоже. Наконец, при дворе есть еще некоторые особы женского пола, которые сами по себе имеют силу. Притом я должна предупредить вас, что, если вы будете вести переговоры прямо с государем, удостаиваться частых его бесед и если при этом его величество будет оказывать вам внимание и доверие, то против вас начнутся происки и интриги, и тогда, при изменчивом характере государя, вам не удастся довести благополучно до конца ваше дело.

– Итак, по вашему мнению, мне необходимо искать при здешнем дворе поддержки со стороны женщин?.. – спросил, запинаясь, Литта.

– Да, по крайней мере, мне так думается.

– Но скажите, которая же из них может быть нам полезна?.. Я спрашиваю об этом только из любопытства, – поспешил добавить Литта.

– Более всех госпожа Шевалье, – спокойно отвечала Скавронская.

– Госпожа Шевалье?.. Кто ж она?..

– Актриса здешнего французского театра, премиленькая особа, находящаяся ныне под покровительством Кутайсова… Она может сделать многое…

– О несчастный наш орден!.. – с отчаянием вскрикнул Литта, хватаясь за голову. – Неужели нам суждено дойти до такого позора!..

Он хотел сказать еще что-то, обращаясь к Скавронской, но вошедший в это время лакей доложил ей о приезде графа Ивана Павловича Кутайсова.

VIII

Приезд графа Литты в Петербург возбудил много толков в высшем столичном обществе. Наружность его, бросавшаяся в глаза мужественною красотою и аристократическою представительностию, его звание и монаха и рыцаря и самая цель его поездки заставляли говорить о нем в тогдашних петербургских гостиных, где до тех пор о мальтийских рыцарях не было еще и помину и где Мальтийский орден назывался орденом святой Мальты или «Ивановским». Даже и до сих пор официальные сведения о сношениях России с Мальтою представляются крайне сбивчивыми. Известно только, что сношения эти завел впервые Петр Великий, отправивший со своею грамотою к великому магистру Бориса Петровича Шереметева, который первый из русских носил знаки Мальтийского ордена. В царствование императрицы Елизаветы Петровны при дворе ее, неизвестно, впрочем, по какому именно поводу, явился весьма скромно посланник великого магистра, маркиз Сакрамоза, и в наших архивах сохранились о нем следующие сведения: «ея императорское величество изволила апробовать доклад канцлера графа Воронцова о выдаче маркизу Сакрамозе фунта лучшего ревеня, дабы он мог отвезти сие в подарок своему гранд-метру». Императрица Екатерина II была расположена вообще к Мальтийскому ордену и лично к его вождю, престарелому князю Рогану. Она отправила на Мальту шесть молодых русских для приобретения там навыков в морском деле и, кроме того, имела политические виды на орден. Императрица заключила союз против турок с великим магистром, но граф Шуазель, министр иностранных дел короля Людовика XV, был крайне недоволен таким сближением ордена с Россией и грозил Рогану, что если союз этот продолжится, то французское правительство отнимет у ордена все его имения, находящиеся во Франции. Ввиду этой угрозы Роган вынужден был отказаться от союза с Россией, но тем не менее между ним и императрицей Екатериной сохранились самые приязненные отношения. Вследствие их Роган переслал ей все планы и карты, которые были составлены на Мальте для военной экспедиции рыцарей на Восток, а также сообщил ей те секретные инструкции, которые должны были быть даны главному предводителю рыцарей для руководства во время этой экспедиции. Желая поддерживать постоянные сношения с орденом, императрица назначила на Мальту своим поверенным в делах какого-то итальянского маркиза Кабалькабо, но так как денежные средства ордена не позволяли ему иметь при пышном дворе Екатерины такого представителя, который поддерживал бы там блеском своей обстановки достоинство ордена, то после смерти маркиза Кабалькабо императрица, чтобы не ставить орден в затруднительное положение, не назначала уже дипломатического представителя в Ла-Валлетту, столицу великих магистров.