Малой кровью - [96]

— Пока, — махнула Вита рукой, и Кешка тоже замахал лапкой, сунув под мышку неразлучный горн: пока! Единственное, что примиряло Костю с действительностью, был этот пацаненок.

Костя тронул машину. Проезжая мимо проклятого зеленого забора, он заметил долговязого и очень помятого — будто он спал в этом своем парусиновом костюме — мужика с портфелем. Почему-то на мужика было очень неприятно смотреть, Костя отвел глаза и через секунду о нем забыл.

Между ее домом и дощатым забором, огораживающим аварийный и подготовленный то ли к ремонту, то ли к полной разборке дом, был совсем узкий просвет — двое разойдутся с трудом. Если бы упрямый Костя высадил их у арки, они бы уже были дома. Но он якобы помнил, что был якобы въезд во двор…

Да господи, конечно, был. И есть. За угол и в переулок… Совсем память утратила, несчастная. Обидела парня. Ладно, завтра извинюсь…

— Ма. — Кеша дернул ее за руку, но она и так почувствовала: что-то не то.

Стало темнее. Не совсем в физическом смысле, но и в физическом тоже.

Она резко обернулась всем телом. За ней — а теперь перед ней — стоял смутно знакомый мужчина, прижимая локтем портфель к боку, а пальцами ловя что-то под полой пиджака.

Портфель был дорогой, а пиджак очень дорогой, такие вещи она понимала, но и то, и другое — и еще брюки и мокасины — казались вытащенными из контейнера с грязным бельем. И пахло от мужчины так же: затхлым грязным бельем. И еще: она его узнала, хотя морда за год, что они не виделись, уменьшилась ровно вдвое — по ширине, естественно. Это был тот самый «комитетчик» док Селиванов — который замучил до смерти Кешину сестричку, или «Второго», у эрхшшаа всегда близнецы, и вот в результате Кеша один, он выжил чудом…

И Кеша — Вита это всем нутром ощутила — тоже его узнал. Узнал и оцепенел. Наверное, от этой вселенской наглости…

— Тут эта… — смутно сказал Селиванов и сделал шаг вперед, выпячивая портфель — то ли предлагая Вите взять его, то ли портфелем прикрываясь. — Госпожа Гофман… Если будете столь любезны… — Он произнес «любэзны», и Биту передернуло от омерзения. — Мне ведь всего ничего… слово замолвить…

— Слушайте, Селиванов, — давясь ненавистью, сказала Вита, — если вам что-то надо — извольте…

И тогда он кинулся на нее — а вернее, через нее.

Кто знает, приблизься он до броска хотя бы еще на полметра — да нет, на четверть, не больше, — она не успела бы среагировать. Но он бросился, не утерпел — и она успела. Успела все, что могла, — несильно, но точно вмазать ему пяткой в правое колено, он как раз оперся на эту ногу, напружинил ее для толчка, чтобы просто массой и скоростью смять мелкую негодную бабу… драться он не умел, но был костист, тяжел и силен той природной силой, которая не нуждается в тренировках. А Витка… что ж, их учили когда-то рукопашному бою, контактеров, и они смеялись и шутили, но объяснено было здраво: конечно, вам не придется врукопашную сходиться с пришельцами и брать на абордаж их корабли, но: умение правильно драться даст вам умение мыслить не только словами и образами, а еще движениями и ситуациями, принимать верные решения практически мгновенно, со скоростью мышечной реакции, и никогда не терять голову, даже перед лицом очевидной смерти.

Вот и выпал шанс проверить…

Она услышала жуткий хруст, когда колено Селиванова прогнулось назад, и, по идее, он сейчас должен был бы отключиться от всего суетного, — но Селиванов как будто бы ничего и не заметил, он смял-таки Биту своей помноженной на скорость тяжестью и уронил, она сумела уберечь голову и даже выставить локоть, направленный ему прямо в кадык, и опять это ничего не дало — как будто он уже был мертвый и ничего не чувствовал. А потом оказалось, что в руке у него нож.

Первый удар, нацеленный то ли в лицо, то ли в шею, Витка отвела — можно сказать, чудом. И вообще: трудно биться с противником, не понимающим боли. Нож у него не отобрать… и его самого не вырубить… два раза по самым яйцам — сильно! — и хоть бы что…

Без паники.

Второй удар ножом, опять со звоном в асфальт, и Вита вцепилась в предплечье врага обеими руками и притянула, прижала к себе — как самое дорогое, что есть на свете, не отдам! Селиванов попытался ее стряхнуть, но он же сам ее и придавливал к земле, так что ни черта у него не получилось.

Был миг растерянности. Селиванов попытался перехватить нож левой рукой, но не дотянулся — Витка зубами мертво вцепилась в рукав. Тогда он чуть приподнял ее, мертво вцепившуюся, и ударил об асфальт затылком. Метнулись звезды. Он ударил еще и еще. Но почему-то слабее. Витка видела сквозь пелену, как глаза его, и прежде странные, становятся совсем никакие. А потом они закатились, обнажив жуткие красные белки.

И Селиванов рухнул на нее еще раз, но теперь он был мягок, как настоящий мертвый мертвец.

С трудом, пристанывая, Витка выбралась из-под этой туши. Ногам было горячо и мокро. Ноги самого Селиванова были черно-красные от крови, и кровь все еще била струйками от колен — там зияли глубокие резаные раны. А рядом сжался в комок Кеша, напряженный и бешеный, как кот перед собакой, и шипел нечленораздельно. Правая лапа была занесена для удара, когти-ножи на внешних пальцах опасно торчали веером.