Малороссийская проза - [260]

Гаркуша. А много ли по твоему расчету нужно им на первое обзаведение?

Орина. Известно, мало ли чего надобно! Как ни думай, а необходимо нужно рублей пятьдесят. А где взять такую сумму?

Гаркуша. О владыко господи! А сколько тысяч рублей проигрывают, проматывают, пускают на ветер без всякого удовольствия себе и другим! Здесь же только и нужно пятьдесят рублей, чтобы за эту ничтожную сумму устроить благо и спокойствие целого семейства! (Задумывается. Стучат в окно особым образом.)

Гаркуша (встрепенувшись). А! это из наших. Наталка! впусти его сюда.

Орина (испугавшись). Ах, нам лихо!.. Теперь как ваши товарищи пришли, то вы нас возьмете и порежете.

Гаркуша (с досадою). Полно пустяки городить. Стара, а нерассудлива. Видела, как швырнул Ивана? а вас бы ногтем раздавил, не дожидаясь товарищей. К чему мне душить вас… Отопри скорее, Наталка. (К Ивану, крепко струсившему.) А ты чего так жмешься? Не получил ли ты от меня урока? Ну, и кончено. Счастлив ты, что не при моих затеял ты свои проказы.

Входит Довбня.

Гаркуша. Какими судьбами? А дети где?

Довбня. Чуть не пропали, батьку! Пробирались порознь, как ты указал, мимо города, но как прижучила погода, тогда, нечего делать, аукнулись и в силу добрались до города.

Гаркуша. Все ли и здоровы ли?

Довбня. Жид з Горбанем где-то пропадает, не отыскали. Жаль Горбаня, а жиду туда и дорога.

Гаркуша. Что вы его не любите? Не замечаете, как он ретива желает услужить мне.

Довбня. Их же брат, целуя, отдавал на смерть. Чуть и наш не из того ли колена. Товпыга, батьку, не сможет еще с печи слезть, перезяб очень; так я явился. Не будет ли какого дела?

Гаркуша. Перезяб и кинулся на печь. По-нашему ли это? Приказал бы себя обдать холодною водою, скорее бы вышел мороз. Как же ты меня нашел?

Довбня. Добравшись до города, мы прямо к нашему шинкарю. Никого из прихожих не было, так мы, запершись, отогрелись и отдохнули порядком. Городничиха, батьку, вас никак не чает скоро в здешние места. Она считает, что вы на Запорожье.

Гаркуша. Пусть надеется, а сама по-прежнему проказничает; но упаду ей как снег на голову. Кто же сказал, что я здесь?

Довбня. Горобец привел меня сюда.

Гаркуша. Я его отправил отсюда с моим конем к нашему Максиму и не надеялся, чтобы вы там были. Conduxit nos fatum. (Судьба нас свела.) Теперь пока за погодою нет дела никакого, только кого бы послать к городничихе объявить ей память мою об ней. Товпыга недужает, а жид где-то пропадает. Не придумаю, кого бы послать?

Довбня. Я же у вас на что?

Гаркуша. Тебя узнает сразу как адъютанта гостившего у нее генерала.

Довбня. Пусть узнает. За мною пойдут из наших сколько человек.

Гаркуша. Правда твоя. Нам не след бояться ее. Сбегай же к Максиму, спроси бумаги и чернил, да в кобуре у меня там сверток. Принеси сюда и наряди охотников для охранения посла моего к пани городничихе. Нечего делать. И дурень может наделать столько зла, что десять умных не исправят.

Довбня ушел, а Гаркуша, продолжая расспрашивать хозяйку, когда и на сколько чего отнято, считал по пальцам что-то. Потом трунил над ретивостью Ивана услужить городничихе, не одобрял поступка его, но в то же время внушал ему, что если бы начальство послало его за чем, то он уже, несмотря ни на что, хотя бы на явную смерть идти, но должен приступить к исполнению приказанного.

Затем возвратился Довбня с бумагою и чернилами; принес также небольшой сверток, зашитый в клеенку. Гаркуша тут же написал сле дующее:

«Приятелька моя, Степанида!

Ты все не перестаешь беситься. Гляди, чтоб не было паче первого. Ради дружбы нашей пришли мне чрез сего подателя пятьсот рублей. Погода отбила меня от моих, и при мне денег ни гроша, а нужда встретилась неожиданно. Знай, голубка, что сим ты платишь часть старого долга. Остальное я сам получу с процентами. Остаюсь

всегда тебе добра желатель

Гаркуша».

Свернув записку и дав Довбне секретно наставления, как вести себя в этом щекотливом посольстве, отправил его, а сам продолжал беседовать с хозяйками, обращаясь иногда и к Ивану с наставлениями, прикрашенными, как водится у малороссиян, шуточками.

Часа через два возвратился и Довбня с деньгами и положил их на столе.

Гаркуша. Что, успел?

Довбня. Благополучно, и все сполна.

Гаркуша. Не было какого смятения?

Довбня. Все тихо и смирно. Жалко, что хлопцев своих водил по такому холоду. Сердечные! без дела продремали под забором городничего.

Гаркуша. Стало, приятелька моя приняла тебя ласкаво?

Довбня. Как прочитал ей муж твою, батьку, записку, то крепко побледнела, затряслась и не знала, что делать. Метавшись сюда и туда, не скоро уже вынесла деньги и, отдавая, сказала: «Доложи пану Гаркуше, что я с ним сосчитаюсь».

Гаркуша. Невыгодный для тебя, Степанида, будет счет со мною! Ну, так ты так без счета и принял деньги?

Довбня. Как то уже, батьку, без счета? Я при комиссарстве когда служил, то находился по счетной части. Взявши деньги, я сказал ей: «Не прогневайся, пани, а я деньги пересчитаю. Не взыщи за порядок, я человек посланный». А она мне в ответ: «Правда, твоя правда. Посла, говорит, ни секут, ни рубят, с добрым словом отпускают. Жаль, говорит, что сам пан Гаркуша не пожаловал, я нашла бы его чем угостить теперь». А я ей на это сказал: «Не беспокойся, пани. Наш батько любит сам воздавать каждому должное». И с сим словом пошел от нее, но, не веря хитрой бабе, переходя через двор, кинжал имел напоготове и запустил руку под черкеску к пистолету. Однако прошел двором покойно и не заметил ничего подозрительного.