Малое прекрасно. Экономика для человека. Карта для заблудившихся. - [28]
Что общего у этих шести „великих“ идей, помимо их неэмпирического, метафизического характера? Они утверждают, что все проявления высшего порядка — „всего лишь“ утонченная форма „низшего“, если только высшее и низшее вообще чем-то отличаются. Таким образом, человек, как и все прочее во вселенной, — всего лишь случайное соединение атомов. Различие между человеком и камнем — лишь кажущееся различие во внешнем виде. Наивысшие достижения человека в области культуры — всего лишь скрытая корысть и жадность или выплеск сексуальной неудовлетворенности. В любом случае, призывать человека стремиться к „высшему“, а не к „низшему“, просто бессмысленно, так как не существует никакого разумного определения таким субъективным понятиям, как „высшее“ и „низшее“, и сам такой призыв — вообще признак авторитарной мании величия.
За идеи отцов девятнадцатого века приходится расплачиваться потомкам в третьем и четвертом поколении, живущим во второй половине двадцатого века. Для авторов эти идеи были просто результатом размышлений. В третьем и четвертом поколении они стали инструментами познания и объяснения мира. Новые идеи редко имеют власть над теми, кто их выдвинул. Но они обретают власть над судьбами людей в третьем и четвертом поколении, когда эти представления вливаются в огромную массу уже существующих идей, включая язык, и таким образом проникают в сознание детей и молодежи еще до того, как они начинают самостоятельно мыслить.
Эти идеи девятнадцатого века прочно засели в умах почти всех людей западной цивилизации, вне зависимости от уровня образования. В уме необразованного человека эти представления еще не успели принять ясные и четкие формы, они запутаны, расплывчаты и слишком слабы для того, чтобы стать инструментом познания и объяснения мира. Отсюда и исходит потребность в образовании, то есть в системе знаний, которая вывела бы нас из темного леса невежества к свету понимания.
Я уже отметил, что чисто научному образованию это не под силу, так как оно основано только на технических знаниях. Мы же жаждем понимания сути вещей, смысла нашей жизни и нашего назначения в этом мире. В любом случае знание отдельной науки слишком специфично и узко, чтобы служить нашим гораздо более обширным целям. Тогда в поисках четкого представления о значительных и жизненно важных идеях современности мы обращаемся к гуманитарным наукам. Но даже там мы рискуем погрязнуть в массе специализированных знаний и незначимых идей, которые не подходят для наших целей, как и идеи естественных наук. Но, может, нам повезет (если это правильно назвать везением) и найдется учитель, что „очистит наш ум“ и прояснит „значимые“ и всеобъемлющие идеи, уже присутствующие в наших умах — и таким образом сделает мир более понятным.
Вот такой процесс действительно достоин называться „образованием“. А что дает нам современное образование? Представление о мире как о бессмысленной и никому не нужной пустыне, где сознание человека — лишь случайное стечение космических обстоятельств, и где по-настоящему реальны только страдание и отчаяние. Если с помощью настоящего гуманитарного образования человеку удается познать „верховные идеи нашего времени“ (Ортега), он оказывается в бесконечной пустоте. Возможно, его ощущения будут схожи с чувствами Байрона:
Скорбь — знание, и тот, кто им богаче,
Тот должен был в страданиях постигнуть,
Что древо знания — не древо жизни[19].
Другими словами, даже гуманитарное образование, поднимающее человека „на вершину идей нашего времени“ не отвечает его запросам, ведь совершенно естественно искать от жизни не тоски и печали, а радости и счастья.
Но что стряслось? Почему так получается?
Наиболее значимые идеи девятнадцатого века, которые якобы разделались с метафизикой, явили собой ту же метафизику, но жестокую, порочную, разрушительную. Мы неизлечимо больны этими идеями. Знание — это скорбь? Это неправда. Но ядовитые ошибки приносят неизбывное горе в третьем и четвертом поколении. Ошибки не в науке, но в философии, выдаваемой за науку. Как сказал более двадцати лет назад Этьен Гилсон:
Нельзя сказать, что такой исход был неизбежен, но постепенное развитие естественных наук увеличивало вероятность его наступления. Растущий интерес человека к практическому применению наук был сам по себе естественным и правомерным, но за всем этим человек совсем забыл, что наука — это знание, а практические результаты — всего лишь его побочный продукт… Естественные науки столь успешно находили объяснения явлениям материального мира, что человек начал либо пренебрегать всеми дисциплинами, где нельзя было найти таких объяснений, либо перестраивать их по образу и подобию физики. Вот и получилось, что метафизику и этику надлежало либо вовсе забросить, либо подменить новыми позитивными науками. И в том, и в другом случае философия и этика потеряли бы свой смысл, что чрезвычайно опасно. Пренебрежение этими дисциплинами и объясняет бедственное положение современной западной культуры.
