Маленький Йоханнес - [19]

– Думаю, да.

– Тебе, должно быть, это приснилось.

«Приснилось? Неужели все это был сон? Или я сейчас сплю?»

– Где ты родилась? – спросил он.

– Очень далеко отсюда, в большом городе.

– Среди людей?

Робинетта засмеялась. Смехом Вьюнка.

– Разумеется! А ты разве нет?

– Я тоже!

– Тебя что-то не устраивает? Ты не любишь людей?

– Нет! За что их любить?

– За что? Какой-то странный ты, Йоханнес! Может, ты больше любишь животных?

– Да! Гораздо больше! И цветы.

– Вообще-то я тоже их люблю. Временами. Но это неправильно. Мы должны любить людей, говорит мой папа.

– Почему неправильно? Я люблю тех, кого хочу любить. Мне все равно, правильно это или нет.

– Фи, Йоханнес! У тебя что, нет родителей? Ты их не любишь?

– Есть, – подумав, сказал Йоханнес. – Я люблю своего папу. Но не потому, что это правильно, или потому, что он человек.

– Тогда почему?

– Не знаю. Потому что он не похож на других людей, потому что он тоже любит цветы и птиц.

– И я их люблю, Йоханнес! Ты же видишь! – Робинетта позвала малиновку и шепнула ей что-то ласковое.

– Вижу, – сказал Йоханнес. – Вас я тоже очень люблю.

– Уже! Так скоро? – засмеялась девочка. – Ну, а кого ты любишь сильнее всех остальных?

Йоханнес колебался. Следует ли ему называть имя Вьюнка? Страх обронить его имя в присутствии других людей не покидал его ни на секунду. А что, если это белокурое создание в голубом не Вьюнок? Но кто тогда мог подарить ему подобное ощущение покоя и счастья?

– Вас! – произнес Йоханнес, не отрывая взгляда от бездонных глаз девочки. Преисполненный решимости, он ей полностью доверился и с замиранием сердца выжидал, как она примет его признание.

Робинетта вновь звонко засмеялась. Хотя взгляд ее не охладел, а голос не стал менее сердечным. Она взяла его за руку и сказала:

– Йоханнес, чем я это заслужила?

Йоханнес не ответил, не отрывая от девчонки доверчивых глаз. Робинетта встала и обняла Йоханнеса.

Они отправились в лес и набрали такие большие букеты примулы, что легко могли скрыться за этим ярко-желтым цветочным облаком. Малиновка перелетала с ветки на ветку, подглядывая за ними сияющими черными глазками.

Говорили они немного, но украдкой то и дело посматривали друг на друга. Оба смущались и не знали, как себя вести.

Робинетте, однако, пора было возвращаться домой.

– Мне пора, Йоханнес! Ты как-нибудь еще погуляешь со мной? Ты милый мальчик, – сказала девочка на прощание.

– Фьюить! Фьюить! – пропела малиновка, полетев вдогонку.

Когда Робинетта скрылась из виду, поселив в душе Йоханнеса свой дивный облик, он больше не сомневался, кто она такая. Она была той, кому он подарил свою дружбу. Вьюнок постепенно тускнел в сознании, уступая место Робинетте. И все вокруг стало таким же пригожим, как прежде. Цветы довольно кивали, а их запах развевал тоску по дому – чувство, которое временами угнетало Йоханнеса и которым, бывало, он намеренно терзался.

Среди нежной зелени – в теплом, насыщенном весной воздухе – он вдруг почувствовал себя дома, точно птица, отыскавшая родимое гнездо. Он раскинул руки и глубоко вдохнул. Какое счастье! На обратном пути его неотступно сопровождал образ белокурой девочки в голубом, плывущий по воздуху всегда впереди, куда бы он ни сворачивал. Словно он посмотрел на солнце, и оно навечно осталось на сетчатке его глаз.

С того дня Йоханнес приходил на пруд каждое ясное утро. Вставал он рано, разбуженный чириканьем воробьев, ссорящихся в листве плюща у окна его спальни, и щебетом скворцов, хорохорящихся друг перед дружкой на солнышке, чиркая крыльями по крыше. Он мчался по мокрой траве к дому Робинетты и ждал за кустом сирени, когда же откроется стеклянная дверь и девочка летящей походкой устремится ему навстречу.

Они бродили по лесу и дюнам неподалеку, без умолку болтая обо всем, что видели: о деревьях, цветах и песке. Рядом с Робинеттой Йоханнес испытывал незнакомое до поры, восхитительное чувство легкости, будто вот-вот он оторвется от земли и воспарит. Но этого не происходило. Он пересказывал девочке истории о цветах и животных, которыми в свое время потчевал его Вьюнок. Сам он, охваченный азартом, толком не помнил, откуда их знает, да и Вьюнок перебрался на задворки памяти – отныне для него существовала одна лишь Робинетта. Он был счастлив, слыша ее заливчатый смех и видя в ее глазах искреннее чувство. Йоханнес говорил с ней так, как раньше говорил со своей собакой, – обо всем, что только приходило в голову, без робости и сомнений. В часы расставаний Йоханнес все время думал о Робинетте и, чем бы ни занимался, мысленно спрашивал ее одобрения.

Робинетта, судя по всему, тоже была рада их дружбе: еще издали, завидев Йоханнеса, она расплывалась в улыбке и ускоряла шаг. Она первая призналась Йоханнесу, что ни с кем так не любила гулять, как с ним.

– Йоханнес, – спросила она однажды, – откуда тебе все это известно? Откуда ты знаешь, что думают майские жуки, о чем поют дрозды, как выглядит изнутри кроличья нора и дно пруда?

– Они мне сами рассказывали, – ответил Йоханнес. – Мне посчастливилось побывать в кроличьей норе и на дне пруда.

Робинетта нахмурилась и посмотрела на мальчика с укоризной. Впрочем, вдохновенный вид Йоханнеса отметал сомнения в правдивости его слов.