Маленький Петров и капитан Колодкин - [21]

- Фонарик взял? - спросила Айна.

- Взял, - ответил Степа.

- А нож?

- Все взял. Осторожно, капитан в ту сторону пошел...

Нож, фонарик... Чего они затеяли?.. Он подождет, пока отойдут подальше - и за ними!

Так они и пошли, таясь друг от друга и от всех на свете, - сначала по кривой и ухабистой улочке до сельпо, а там по главной - почти до конца. Маленький помнил эту дорогу. Не головой помнил, а ногами - он бежал по ней днем. Айна и Степа шмыгнули в какой-то двор, и Маленький разглядел шаткую изгородь, кое-как связанную из тонких березовых кольев. Узнал! Кукиной Татьяны дом!.. Замер от догадки...

- Нет его, нет! - донесся до него громкий шепот. Заскрипело, потом вздрогнула земля - кто-то прыгнул с высоты, и снова: - Нет его там, пустой сарай!..

От неожиданности Маленький забыл, что ему надо остерегаться, прятаться. Так и застыл в калитке. Тут на него и наткнулся Степа.

Вспыхнул фонарик. Маленький зажмурился.

- Шпионишь? Чубарев послал?

Айна размахнулась и ударила бы Маленького, если б не Степа.

- Стой! Гляди...

Пока они шли сюда, ветер усилился, разогнал неплотные облака, и над поселком показался рыхлый край луны. Этого было достаточно, чтобы увидеть: на взгорке, совершенно голом и крутом стояли двое - человек и козел. И взгорок и фигуры выделялись резкими черными силуэтами на фоне серого подвижного неба. Ниже и дальше чернели травы, кусты, деревья, поблескивало озеро сквозь листву. Козел сочно хрупал травой, а человек стоял, будто ожидая, когда тот нахрупается. Так было долго. Луна скрылась за облаком, снова показалась в бегучем желтом дыму, и тогда человек пихнул козла в бок и сказал знакомым голосом, грубоватым и чересчур громким для этой ночи:

- Ну, беги, Гриша, беги...

Григорий Иваныч осмотрелся, шумно встряхнулся и, найдя у себя под ногами недоеденную траву, снова принялся ее щипать.

А капитан приказал:

- Беги, Гриша, беги!

В эту минуту в бухте зарокотал мотор, и звук его, стократно усиленный тишиной, разнесся по ночному острову. Григорий Иваныч прислушался и, тряхнув кудлатой головой, исчез в темноте за бугром. И Маленький слышал точно! - вода плеснула...

ГЛАВА ВОСЕМНАДЦАТАЯ

Ночь на "Очакове"

"Очаков" отваливал. Маленький Петров стоял на палубе. А капитан внизу, на пристани.

- Значит, я на тебя надеюсь, - сказал капитан Литвинову, - посадишь его там на поезд...

- Будет сделано, - сказал Литвинов, - не беспокойся... Серегин! позвал он бровастого кока. - Проводи штрафника в кубрик... Боря! Сева! Перед ним выросли молодые матросы. - Посторонних на корабле нет?

Боря посмотрел на Севу, Сева на Борю, оба на Литвинова...

- Проверить, - приказал он.

- Проверяй, проверяй, - усмехнулся с пристани капитан, - а то, я слыхал, копытами сейчас кто-то: цок-цок...

- Ладно, - буркнул Литвинов.

..."Очаков" уходил в открытое озеро, а навстречу ему катился плотный сырой ветер, и крупные капли неожиданного дождя ударялись о палубу.

В кубрике было душно, пахло куревом и тройным одеколоном.

- Вот тебе койка, вот тебе все... - сказал кок Серегин.

Маленький лег не раздевшись. Вошли Боря и Сева.

- Товарищ Серегин, в камбузе обнаружен козел, - сказал Боря.

- Просил передать тебе пламенный привет, - сказал Сева. - Пускай, мол, товарищ Серегин спокойно спит, я, говорит, картошки на завтра начищу...

Кок Серегин не ответил. Он бросил свое большое тело на койку и сладко зевнул.

Вошел Литвинов.

- Ну?

- Никого, - сказал Боря.

- Никого, - сказал Сева.

Литвинов сел за стол, снял фуражку, пригладил редкие волосы, снова надел.

- А все-таки, как это он?.. - спросил Боря.

- Неужели вплавь? - спросил Сева.

Литвинов закурил. Скрипнула койка. Кок сказал:

- Между прочим, мог и вплавь. Я про отца этого Григория Иваныча такое слыхал - не поверите!.. Его, между прочим, Граф звали.

- Почему? - спросил Боря.

- А вот почему. Пришел как-то зимой в партизанский отряд козел худой, грязный, ободранный. Ну, партизаны, ясное дело, откормили его. Гладкий, здоровый стал. Ходит по лагерю и сбоку так презрительно на всех поглядывает. Вот его и прозвали Граф. Один раз такой случай был: партизаны в разведку пошли, а Граф за ними увязался. Его обратно гонят, снежками бросаются - представляете, с козлом в разведку! - а он ни в какую. И вот ночью в деревню вбегает козел. Немецкий часовой его не тронул - что с козла толку! А Граф - прямо к штабу. Там, конечно, офицеры ихние сидят, шнапс пьют, в карты режутся. И вдруг стекло - трах-тарарах. И в окне башка рогатая! Немцы: "Тойфель! Тойфель!". Черт по-ихнему. И бегом. А бумаги-то штабные, между прочим, на столе остались. Партизаны их, конечно, захватили...

- Ну, - хмыкнул Литвинов.

- А потом, между прочим, - продолжал кок Серегин, - потом этот Граф один в разведку ходил. Много раз ходил. Придет обратно, а его командир отряда спрашивает: "Ну как, ваше сиятельство, сколько фашистов в деревне?". Тот мекает, а командир считает. Сколько раз мекнул - столько живой силы. "А сколько у них пушек, ваше сиятельство?". Опять считает командир...

- Сверхкозел! - сказал Боря.

- Точно! - сказал Сева.

- Ну? - снова хмыкнул Литвинов.

- Что вы все ну да ну, - с обидой сказал кок Серегин, - а я, между прочим, передаю в точности, что люди рассказывают... Под конец войны Графа этого все-таки хлопнули. Какой-то эсэс...