Маленький горбун - [49]

Христина покачала головой.

– Вы сейчас кивать головкой, как колоколом, а я говорить вам, что через два года вы прыгать и скакать, вертеться как волчок и кричать: «Браво, Паоло, брависсимо!»

Христина невольно улыбнулась.

– Я закричу «браво», Паоло, когда вы добьетесь, чтобы мама позволила мне вернуться к моему отцу и Франсуа.

– Может быть, может быть, – посмеиваясь, ответил Перонни. – Я ничего не говорить больше.

Эта надежда и уверенный вид Паоло немного успокоили Христину, однако ненадолго. Вокруг шли приготовления к отъезду, и девушка сама, скрепя сердце, принимала в них участие, но эти сборы погружали ее в полное отчаяние. По мере того как подходил час разлуки, отец и его дети, так нежно любившие друг друга, казалось, еще больше прежнего привязывались один к другому.

Наконец наступил печальный день. Де Нансе сам захотел отвезти «свою дочку» в монастырский пансион, Франсуа же остался дома с Паоло. Христину пришлось силой оторвать от ее друга и на руках отнести в экипаж. Де Нансе поддерживал почти потерявшую чувство молодую девушку, она же прижималась лицом к плечу своего приемного отца и долго безутешно рыдала.

Глубокое горе де Нансе заставило ее наконец сдержать слезы и овладеть собой. Подъезжая к монастырю, Христина уже довольно спокойно говорила о переписке и о будущем, от которого она не хотела отказаться, хотя оно казалось ей таким отдаленным.

Монахиня, начальница пансиона, была умна и добра. Де Нансе уже рассказал ей все, что мы знаем, и даже то, чего мы не знаем, а потому она встретила Христину с истинно материнской лаской. Когда молодой девушке пришлось в последний раз проститься со своим приемным отцом, она почти без чувств упала на руки начальницы.

Дома де Нансе застал Франсуа и Паоло, оба были молчаливы и бледны, Франсуа бросился в объятия отца. Тот долго прижимал сына к груди.

– Уедем, уедем поскорее, дитя мое. Дом без Христины кажется мне ужасным.

– Да, да, отец, – дрожащим голосом произнес Франсуа, – он представляется мне какой-то могилой… Могилой нашего общего счастья.

Лошадей запрягли, вещи погрузили. Все слуги казались печальными, никто не говорил ни слова. Де Нансе, Франсуа и Паоло простились с ними, пожав каждому руку. Садясь в экипаж, Паоло закричал:

– До свидания через два года, друзья мои! Через два года я привезти вам ваших добрых господ, и вы все быть очень рады! Вы еще посмотреть чудо! Трогать, кучер, и поезжать скорее!

Коляска тронулась, покатилась и исчезла. В Нансе царила такая же печаль и уныние, как и в сердцах уехавших.

Путешествие прошло быстро, но ни красивые виды, ни очаровательный дом не могли рассеять унылой грусти Франсуа и де Нансе. Паоло, впрочем, иногда удавалось вызывать на их лицах улыбки, говоря им о Христине, вспоминая различные случаи из ее детства. Кроме того, от Христины каждый день приходили письма, каждый же день к ней летели и ответы.

Вскоре после приезда в окрестности По новая надежда стала оживлять сердце и ум Франсуа и его отца, она крепла и росла. Какая же это была надежда? Мы не знаем, но надеемся, что когда-нибудь Паоло проболтается или дальнейшие события откроют нам, в чем было дело.

Паоло держался как победитель. Вид у него был таинственный и довольный, слова полны значения. Де Нансе казался счастливым. Говоря о Христине, он не становился печальным, хотя и не переставал ее любить, и ни одним словом не объяснял перемен, происходящих в нем. Франсуа тоже делался веселее, он говорил о Христине и о будущем счастье. Переписка продолжала идти по-прежнему.

Сам Паоло писал и получал письма. Проходили месяцы… Наконец через два года после переезда в По пришли два письма: одно от Христины, другое от графини де Семиан. Отец и сын долго обсуждали их, и наконец Франсуа спросил старшего де Нансе:

– Отец, как ты думаешь, можно сегодня сказать обо всем Христине? Мне так тяжело вдали от нее…

– Да-да, друг мой, можно, вполне можно! Паоло только что говорил со мною – позволил написать ей и прибавил, что он отвечает за тебя головой!

Франсуа сильно сжал руку отца и пошел к двери, говоря:

– Отец мой, напиши и ты… И пожелай мне счастья, мне так страшно!

– Я вполне спокоен, дружок, – улыбнулся де Нансе. – Разве мы можем сомневаться в ее сердце, полном нежности?

Между тем сам де Нансе совсем не был так спокоен, как говорил. Когда Франсуа ушел, он долго ходил взад и вперед по комнате и несколько раз снова перечитывал письмо Христины, потом сел и стал писать. Пока он занимается этим, мы узнаем, что делала и о чем думала Христина в течение этих долгих для нее лет.

Глава XXIV. Два года печали

Оставшись наедине с начальницей пансиона, Христина осознала, что не увидит больше ни де Нансе, ни Франсуа. Она потеряла всякое присутствие духа и зарыдала с таким отчаянием, что испугала начальницу. Монахиня ласково звала Христину по имени, но молодая девушка не слышала ее. Начальница уговаривала девушку, старалась ободрить, но ее слова не проникали в сердце Христины, не затрагивали ее сознание. Не зная, что делать, аббатиса провела молодую девушку в часовню монастыря:

– Помолитесь, дитя мое, молитва облегчает всякое страдание. Вспомните вашего приемного отца и вашего брата. Постарайтесь подражать им, не увеличивайте их печали, предаваясь такому глубокому отчаянию.