Маленький человек из Опера де Пари - [60]

— Вон ваш Паже, тот рыжий тип за столиком с тремя толстяками.

Виктор тотчас уселся по соседству, заказал телятину с капустой и принялся с аппетитом есть, исподтишка поглядывая на Ламбера Паже. Блеклые голубые глаза, аристократическая бледность и буйная, морковного цвета шевелюра выдавали в нем британца, но, прислушавшись, Виктор уловил типично парижские интонации, а навострив уши, узнал, что с первых шагов по лабиринтам транзакций Ламбер Паже не ленился бывать и на подступах к улице Вивьен — изучал общественное мнение и завязывал дружбу в политических кругах. Как и тысячи ему подобных, он воспринимал окружающую реальность под тем углом зрения, который диктовала его собственная позиция на бирже в данный момент.

— Послушайте-ка это, друзья мои, — сказал один из трех толстяков, читавший газету. — «В тысяча восемьсот девяносто шестом году прибыль табачной монополии составила триста одиннадцать миллионов восемьсот семьдесят девять франков»!

— А шведские спички сколько принесли? — поинтересовался второй.

— Хочешь меня подловить? Не выйдет. Двадцать миллионов сто пятнадцать тысяч девятьсот тридцать три франка!

— Какая проза! — возопил Ламбер Паже. — Биржу не зря сравнивают с термометром. Цифры, цифры, цифры — всегда и везде, будто мир состоит только из них. В ресторанных счетах и то больше поэзии — смотрите, просто кулинарные вирши.

— Главное, чтобы на эти вирши финансы не запели романсы в наших кошельках, — громко заметил Виктор и заслужил одобрительный смех со стороны компании. — Прошу прощения, что вмешиваюсь в вашу беседу, господа, — продолжил он, — но я неофит на Бирже, и терминология экономических статей порой ставит меня в тупик. По-моему, без диплома Сен-Сир[77] во всех этих отчетах о повышениях и понижениях курса бумаг и вовсе не разобраться. Я бы хотел поучаствовать в биржевых играх, но будучи простым книготорговцем, ничего в этом не смыслю…

— Полноте, месье, — усмехнулся Ламбер Паже, — даже пятилетний ребенок легко усвоит базовые принципы этого рода деятельности. Допустим, вы хотите заняться спекуляциями и у вас есть подозрение, что акции, скажем, Газовой компании скоро пойдут на понижение. Сейчас они стоят пятьсот франков. Вы находите покупателя и заключаете контракт на продажу десяти акций с отсрочкой — это значит, что предоставить предмет сделки вы обязаны не раньше, чем через месяц. Разумеется, этих акций у вас и в помине нет. Через несколько дней ваши подозрения подтверждаются: цена на акции Газовой компании падает до четырехсот франков. И вы покупаете десять штук. А по прошествии месяца продаете их по цене, указанной в контракте, то есть по пятьсот франков. Разницу кладете себе в карман — десять раз по сто франков.

Лекция Паже вызвала гром аплодисментов, один из толстяков посоветовал оратору основать школу, где будут преподавать основы искусства транзакций.

— Так просто? — изумился Виктор. — Вот так, без труда, можно получить тысячу франков? Знаете, по-моему, вся ваша Биржа — грандиозное мошенничество. Удивительное дело — бродяг и попрошаек государство преследует по закону, а сборище настоящих плутов паразитирует на нашей экономике совершенно безнаказанно!

Все четверо биржевых игроков, не ожидавшие такой провокации, гневно вскочили, загромыхав стульями. Три толстяка с оскорбленным видом двинулись к выходу.

— Месье! Вы, стало быть, из пролетарских баламутов? — возмутился Ламбер Паже. — Обманом вытянули из меня сведения! Я не потерплю!.. — Он швырнул банкноту на блюдце, где уже лежали деньги его приятелей, расплатившихся за обед.

— Уверяю, в мои намерения не входило вас обидеть! — воскликнул Виктор. — Если я совершил оплошность, то лишь потому, что я новичок в биржевых кругах и мое невежество порой заставляет меня неловко выражаться. Я и сам вкладываю деньги в государственные займы.

Эта попытка оправдаться ничуть не смягчила Ламбера Паже — наоборот, он еще пуще разозлился и устремился было за своими товарищами, но Виктор его остановил:

— Погодите же! Позвольте угостить вас десертом и дижестивом. Вы ведь месье Паже, не так ли? У меня для вас сообщение чрезвычайной важности. Не возражаете, если я пересяду за ваш столик? — Подозвав полового, он попросил две порции грушевого пирога и два бокала арманьяка.

— Я бы предпочел салат с потрохами и бокал белого бордоского, — вмешался Ламбер Паже.

Три толстяка, заскучавшие на тротуаре у витрины кафе, помахали ему руками, но быстро поняли, что приятель их бросил, и, пожав плечами, удалились.

— Я друг Ольги Вологды, — шепнул Виктор, доверившись интуиции. И с удовлетворением понял, что сделал верный ход.

— Ольги? Я удостоился чести быть представленным ей прошлой зимой на балу в Опера. — Ламбер Паже отправил в рот здоровенную порцию салата; на его усах остался след от майонеза.

— Вы давно с ней виделись в последний раз? — поинтересовался Виктор.

— Три недели назад. При трагических обстоятельствах, — ответил Паже, когда ему удалось прожевать и проглотить угощение. — А именно на свадьбе костюмерши из дворца Гарнье — Марии Бюнь, отныне Фералес. Нас пригласили в числе прочих знакомых. На праздновании произошел глупейший несчастный случай — один из гостей утонул. Мне до сих пор кошмары снятся. Он так забавно бултыхался в воде, звал на помощь — а мы смеялись, потому что там было совсем неглубоко и Бланден, скрипач, сказал, что Тони умеет плавать. Тони Аркуэ, кларнетист. Ах, ужасно, ужасно!.. — Взволнованный страшными воспоминаниями, Ламбер Паже схватил бокал вина, сделал добрый глоток — и подавился. Виктору даже пришлось похлопать его между лопаток, а то бедняга никак не мог прокашляться.