Маленькие семейные истории - [11]

В ближайшую субботу, в бане, куда мы ходили всей семьей (женщины - в отдельный номер, а папа - в общее мужское отделение), я стала исподтишка разглядывать мамин живот, но ничего нового не заметила. Новое появилось гораздо позже, и было стыдно и страшно наблюдать, как "оно" растет и шевелится. Мама разрешала нам потрогать свой живот, мы трогали, и "братик" отзывался легким вздрагиванием. "Ножкой стучит, - говорила мама, - бегать хочет". Мы терпеливо ждали, а пока придумывали имена. У нас с Неллей был целый список имен, в котором перечислены были все те мальчики из нашей школы, которые нам более или менее нравились, потом, конечно, артисты кино - Олег (Стриженов), Кирилл (Столяров), потом космонавты - Юрий, Герман и Валерий (Быковский), а больше к тому времени еще никто не полетел.

И вся история повторяется. Бабушка караулит возле роддома, папа на работе, мы трое целый день торчим возле трамвайной линии (дело происходит летом, у нас каникулы). Мы ждем известия о братике. И вот вдалеке, на остановке появляется бабушка. Она с трудом слезла с высокой подножки трамвая, чуть не упала, мы несемся ей навстречу, она сначала не видит нас, идет медленно и смотрит себе под ноги, мы кричим: "Бабушка-а-а! Ну что? Мальчик?". Она поднимает голову, видит нас и машет с досадой рукой:

- Можете не бежать. Девочку родила.

Мы останавливаемся как вкопанные. Котя с ходу начинает плакать. Она плачет и приговаривает:

- Папа маму убьет.

Мы с Неллей, не хуже ее понимая весь драматизм ситуации, тем не менее держимся стойко, Нелля даже выписывает Коте легкий подзатыльник, чтобы заткнулась.

- Может, не говорить папе?

- Ага, а если он пойдет в роддом и узнает?

Папа и на этот раз не пошел в роддом и целую неделю пил "с горя", как объясняла, защищая его, папина мать баба Даша.

Четвертую девочку назвали Евгенией - в честь папы. И это было последнее, чем мама могла его утешить. Правда, она предприняла тогда еще одну совершенно отчаянную попытку сгладить ситуацию. Оказалось, что, когда она рожала Женю, одновременно с ней одна совсем молодая девушка родила... негритенка и подписала на него отказную. И вот мама пишет нам всем, в первую очередь, конечно, папе, записку из роддома. В ней она описывает, какой хорошенький этот негритенок, просто весь роддом ходит на него посмотреть, так вот, если мы согласны, мама может забрать его вместе с нашей девочкой, и будут у нас девочка и мальчик. Как бы близнецы. Братик, правда, черненький, но очень симпатичный.

Мамина записка всерьез обсуждалась в доме, и мы трое - я, Нелля и Алла были, конечно, "за". Мальчик! Негритенок! Вот это да! Ни у кого в школе такого нет, а у нас будет! Это был 1963 год, время большой популярности у нас Африки и африканских лидеров, борющихся за освобождение от колониализма. Наша школа носила имя Патриса Лумумбы, убитого за два года до этого, и нас учили солидарности с нашими "чернокожими братьями". Совершенно не помню, какую позицию занял в этом вопросе папа. Но бабушка встала стеной и сказала, что, если мама это сделает, она, бабушка, немедленно уедет к тете Инне в Ужгород, и пусть тогда мама сама нянчит "усех" - и черненьких, и беленьких. Видимо, папа придерживался схожей точки зрения, потому что ничего из маминой безумной затеи не вышло.

Впрочем, мама, кажется, готова была родить и пятого ребенка. Любимым ее выражением в то время было: "Где четверо, там и пятеро". (Папа называл это "идти до победного конца".) У них был уже чисто спортивный интерес: ну, хоть когда-нибудь получится мальчик или нет? Возраст, однако, взял свое: когда мама родила Женю, ей было уже сорок лет, так что пришлось на этом остановиться.

Что касается папы, то с годами он совершенно успокоился и уже не считал себя "бракоделом", напротив, очень гордился дочками, говорил, что мы у него все красавицы, все как на подбор. К старости он вообще стал сентиментальным и, подвыпив, особенно если дело было при гостях, заводил такой разговор:

- Значит, у меня четыре дочки. Но самая любимая это... - тут он обводил взглядом всех нас по очереди и, если дело происходило на моем дне рождения, то останавливался соответственно на мне: - ... Светочка!

В другой раз, на дне рождения у Жени, он говорил, что самая любимая - это, конечно, Женечка! Гости смеялись, и кто-нибудь говорил: "Константинович! А остальные как же?". Папа делал вид, что удивлен, и начинал сначала:

- Подожди! У меня четыре дочки, так? Все - любимые. Но самая любимая это... Мать, скажи!

- Уже готов, - говорила мама. - Больше ему не наливайте.

Выпить папа любил всегда, но, выпив, был смирный и добрый, лез целоваться к маме и в конце концов засыпал на диване одетый, обняв пушистого белого песика по имени Дружок, который жил с ними в последние годы, когда никого из нас уже не было в доме. Все мы выросли, вышли замуж и жили отдельно.

Поначалу "проблема мальчика" невольно передалась и нам. Будучи с детства твердо убеждены, что мальчики родятся в чьих угодно семьях, только не у нас, мы с Неллей и не надеялись на такое счастье. И даже заранее честно предупредили своих мужей, чтобы на сыновей не рассчитывали и никаких претензий нам потом не предъявляли. Первой родила Нелля. Мальчик! Моя реакция на это известие была такая: я упала на грудь мужу и зарыдала. Рыдала я по двум причинам: во-первых, от радости за сестру, что она отмучилась (почему-то за ее роды я переживала больше, чем за свои). Во-вторых, я решила, что раз у Нелли родился мальчик, то уж у меня наверняка будет девочка, не может же это счастье выпасть нашей семье два раза подряд! Через два месяца у меня родился сын. Потом подросли и вышли замуж наши младшие сестры, и там тоже пошли мальчики. Надо ли говорить, как счастлив и горд был папа!