Маленькие дети - [74]

— Это почему же?

— Я видел, как он на тебя пялился, — ухмыльнулся Ларри. — Похоже, обет целомудрия его уже здорово достал.

* * *

Хоть Ларри и ходил в церковь Святой Риты всего третью неделю, он успел к ней привыкнуть и уже чувствовал себя здесь своим. Проскользнув на обычное место — четвертый ряд сзади, правая сторона, сиденье у прохода, — он кивком поздоровался с соседями. Вся компания была в сборе: дохлый парень с перхотью и жиденьким, надтреснутым баритоном, нервная леди средних лет с ингалятором для астматиков, висящим на цепочке на шее, старик с военной выправкой и седым ежиком на голове, который два прошлых воскресенья рыдал все время, пока шла проповедь, останавливаясь только затем, чтобы громоподобно высморкаться в грязный носовой платок.

Ларри выбрал это место на задах церкви не из солидарности с одинокими и отверженными, как можно было бы предположить, а потому что отсюда открывался прекрасный вид на Джоанни с мальчиками, всегда садящимися в десятом ряду от начала, облюбованном прихожанами с маленькими детьми. Ему нравилось ощущение власти, которое давала эта позиция: он мог их видеть, а они его — нет, хотя он был уверен, что Джоанни очень хочется оглянуться и проверить, здесь ли он, и не делает она этого только из гордости и упрямства. К счастью, мальчики подобной щепетильностью не страдали и постоянно оглядывались на него, по очереди и вместе, застенчиво улыбались или незаметно махали рукой. Ларри отвечал им, тайком поднимая большой палец.

Служба началась, и Ларри поднялся вместе со всеми прихожанами. Он с удовольствием отметил, что сегодня Джоанни пришла в брюках — черных и очень обтягивающих, без дурацких карманов, которые только портят вид сзади. Под брюки, вероятно, были надеты чудо-трусики, которые в точности выполняли рекламное обещание: «Ваше белье под одеждой станет невидимым!» (Если бы Ларри не знал об этой хитрости, он бы решил, что Джоанни решила вовсе обойтись без белья.) Во всяком случае, ее задница во всей своей красе была выставлена на его полное обозрение, и Ларри знал, что в ближайшие сорок пять минут у него будет немало возможностей с восторгом и благоговением созерцать ее. Правда. Папа вряд ли бы одобрил подобного рода воскресное благоговение, но его святейшество, скорее всего, не был большим специалистом по задницам.

А Ларри был. Грудь жены за годы супружества перестала вызывать у него подобный эротический энтузиазм — после беременности и кормления она изменилась как физически, так и концептуально, — а вот ее зад неизменно радовал его, хотя, разумеется, с годами и он не остался прежним. Джоанни постоянно жаловалась на заметное увеличение объема своих ягодиц, но, по мнению Ларри, это увеличение шло им только на пользу: они сделались круглее и мягче, не утратив при этом красивых очертаний. А Джоанни хоть и жаловалась, но все-таки не делала никаких попыток замаскировать эту деталь своей фигуры, как поступали многие женщины ее возраста. Ее брюки всегда были обтягивающими, юбки короткими, а шорты — еще короче. Даже в церкви она не желала скрывать от мира своих прелестей. И мир — и уж во всяком случае Ларри Мун — испытывал к ней за это искреннюю благодарность.

Как ни смешно и ни грустно в этом признаваться, но сейчас, когда они разъехались, Ларри желал свою жену гораздо больше, чем в два последних года супружеской жизни. После того несчастного выстрела, прервавшего жизнь Антуана Харриса, он утратил вкус ко многим удовольствиям, и к сексу в том числе. Последнее время Джоанни всегда первой проявляла инициативу, а Ларри часто оказывался не на высоте. Дошло даже до того, что она начала намекать ему насчет виагры, что, как Ларри сейчас понимал, было неплохой идей, но тогда он воспринял ее как оскорбление. В какой-то момент он стал воспринимать сексуальность жены чуть ли не как угрозу, и, вероятно, именно поэтому его так злила ее чересчур откровенная манера одеваться. Хотя, с другой стороны, он продолжал гордиться этой сексуальностью, свидетельствую — щей, что когда-то он был мужчиной хоть куда, раз сумел покорить такую женщину. Просто теперь он не знал, что с ней делать.

Но когда Джоанни ушла от него и он, не имея больше возможности видеть, как она одевается утром или скидывает измятую униформу по вечерам, Ларри перестал принимать ее тело как должное, желание вернулось, и сейчас он хотел ее не меньше, чем в тот первый вечер в баре «Кахлуа», или в день свадьбы, или в обеденные перерывы, когда он, полицейский-новобранец, на полчаса заскакивал домой и овладевал ею прямо на кухне, спустив до колен брюки и ремень с кобурой. Теперь Ларри был уверен, что прекрасно справился бы и без виагры. Но что толку, если Джоанни все больше отдаляется от него, а он не может ничего изменить и только наблюдает за ней издали, жалея о том, чего не может вернуть.

* * *

Занятый этими мыслями, Ларри пропустил момент, когда в храме появились Рональд Джеймс Макгорви и его мать, хотя они пришли минут через десять после начала мессы и обязательно должны были пройти мимо него.

Для Ларри так и осталось тайной, почему они не устроились в одном из дальних рядов. Если бы они это сделали, возможно, ничего бы не случилось. Но вместо этого они у всех на виду прошествовали по центральному проходу и уселись на скамейку прямо за спиной у Джоанни с близнецами.