Маленькие дети - [42]

Ночной матч

В день открытия сезона и первого матча с «Аудиторами» — лучшей командой и бессменными чемпионами Ночной лиги — Тодд с самого утра был не в себе. Первый удар был назначен только на двадцать два часа, но он проснулся уже в шесть, чувствуя неприятное нервное возбуждение, всегда мучавшее его в дни матчей, и за завтраком не захотел даже смотреть на вафли, которые поставила перед ним Кэти.

— Извини, я не хочу есть, — объяснил он.

Она внимательно посмотрела на него:

— Ты нездоров?

— Да нет, все в порядке. Просто немного волнуюсь из-за сегодняшней игры.

Ее взгляд сразу же сделался мертвым, как и всякий раз, когда он заговаривал о «Стражах». В глубине души Тодд не винил ее за это. Он понимал, что жена считает его возвращение в спорт чистым эгоизмом или, возможно, несколько преждевременным проявлением кризиса среднего возраста и даже потенциальной угрозой их семейному благополучию, поскольку подозревает, что тренировки отвлекают его от занятий (откуда ей знать, что занятия уже давно сошли на нет, а следовательно, и отвлекать не от чего?). Но все равно Тодд был бы благодарен хотя бы за улыбку или самое маленькое проявление сочувствия. Когда он играл в футбол в старших классах, девочки из группы поддержки по ночам перед матчами пробирались к ним во двор, украшали деревья фестонами из туалетной бумаги и цветными мелками, прямо на дорожке писали ободряющие послания: «Вперед, Тодд!», «Мы любим двенадцатый номер!», «Задай им!». А в выпускном классе Аманда Морриси — миниатюрная блондинка с сексуальным прикусом, которая во всех выступлениях группы поддержки стояла на самой верхушке пирамиды, — в ночь перед финалом в День Благодарения влезла в окно его спальни и разбудила Тодда, как она сама выразилась, «минетом на счастье». В те дни весь мир знал календарь его игр.

— У меня почти не осталось белья, — пожаловалась Кэти. — Ты не мог бы постирать сегодня?

Тодд кивнул и улыбнулся ей через стол. Он был даже рад, что и у него появился законный повод для недовольства. Это хоть немного облегчало тяжелый груз вины, который он таскал на плечах две последние недели.

— Как насчет обеда? — спросила Кэти. — Есть какие-нибудь идеи?

— Я и о завтраке-то думать не могу.

— Пусть будет что угодно, только не макароны. Мы их и так слишком часто едим.

— Я думал, ты любишь макароны.

— Люблю. — Кэти собрала со стола тарелки и отнесла их в раковину. — В том-то и проблема. Скоро я смогу продавать рекламные места у себя на заднице.

Пока она споласкивала тарелки и чашки и складывала их в посудомоечную машину, Тодд внимательно рассматривал ее спину. Кэти уже оделась для работы в простую черную майку с широкими лямками и серебристо-серую юбку, обтягивающую достаточно для того, чтобы продемонстрировать ее прекрасную фигуру, но не настолько, чтобы стало заметно, что она ее демонстрирует. У нее были стройные спортивные ноги, а практичные босоножки без каблуков только подчеркивали изящество икр. Тодду было бы даже приятно заметить, что она растолстела, словно это каким-то образом могло оправдать его измену, но Кэти не доставила ему такого удовольствия.

Тодд попытался понять, злится ли он на жену. Если бы злился — это могло бы быть причиной, объясняющей его более чем странное поведение. Но в конце концов ему пришлось признать, что злиться ему в общем-то не на что. Он точно знает, что жена любит его. А кроме того, она прекрасная мать и хороший, надежный товарищ. Конечно, отчасти он разочаровал ее — он и самого себя разочаровал, если уж на то пошло, — но, как правило, она этого не демонстрирует. Секс, правда, уже не тот, что был раньше, но это только потому, что у них остается так мало времени друг для друга. Если бы на выходные они смогли удрать куда-нибудь вдвоем, наверняка все было бы так же здорово, как тем летом после колледжа, когда они только начали жить вместе и иногда целыми днями не выходили из спальни. Кэти закрыла посудомоечную машину и повернулась к нему.

— Я боюсь идти на работу, — призналась она.

Поборов искушение проигнорировать это заявление так же, как она проигнорировала его сообщение о матче, Тодд все-таки решил не опускаться до такой мелочной мести и вежливо спросил:

— Почему?

— Я сейчас записываю интервью с одним ветераном… — Она замолчала и оглянулась на Эрона, который сидел на полу перед холодильником и устраивал столкновения между магнитами. Ярко-красная клубничка только что нанесла серьезное повреждение местному агентству по недвижимости. — Он остался без обеих ног после торпедной атаки.

— Боже.

— И это еще не самое страшное. — Кэти грустно улыбнулась, словно понимая, что никогда не сможет подобрать нужных слов. — Он до сих пор отказывается понимать, что с ним произошло, и думает, что сейчас все еще сорок четвертый год. Представь себе безногого семидесятипятилетнего калеку, который считает себя здоровым юношей.

— Может, для него так лучше, — предположил Тодд.

— Я понимаю, о чем ты, — кивнула Кэти, — но лучше не получается. Он не понимает, почему его не приходят навестить родители, и злится на свою девушку, которая не отвечает на его письма.

Тодд отхлебнул кофе и в очередной раз удивился тому, как сильно он недооценивал свою жену. Когда они только познакомились в колледже, он посчитал ее красоткой, делающей вид, что увлечена поэзией и живописью, только ради того, чтобы казаться интереснее. Даже когда Кэти поступила на режиссерский факультет, Тодд решил, что она просто убивает время до начала традиционной жизни домохозяйки из богатого пригорода: то есть до тех пор, пока он не начнет зарабатывать деньги в солидной юридической фирме, и тогда она станет ходить на фитнес и затем пить кофе в «Старбакс», а потом забирать детей из садика и ждать его дома. С тех пор прошло десять лет, и вот пожалуйста: Кэти все лето возится со свихнувшимися калеками в госпитале для ветеранов, а Тодд тем временем прохлаждается у бассейна, загорает и даже заводит интрижки.