Маленькая радость - [7]

— Я думала, он придет сегодня не раньше восьми, — сказала она поспешно.

— С ним был еще один врач. Невропатолог.

— Невропатолог... — повторила она.

Ховард кивнул. Она заметила, что плечи его еще сильнее поникли.

— Что они сказали, Ховард? Ради бога, что они сказали? В чем дело?

— Они сказали, что заберут его вниз, чтобы сде­лать еще какие-то анализы. Они думают, что придет­ся оперировать, милая. Милая, они будут опериро­вать. Они не могут понять, почему он не просыпает­ся. С ним что-то серьезнее, чем просто сотрясение или шок, теперь они это поняли. Что-то с черепом, видимо, повреждение, все с этим связано, они счи­тают. Поэтому они будут оперировать. Я пытался по­звонить тебе, но ты, видимо, уже выехала сюда.

— О, господи.... Ховард, Боже милостивый! — Она взяла его за руки.

— Смотри! — воскликнул Ховард. — Скотти! Смот­ри, Энн!

Он развернул ее лицом к кровати.

Мальчик открыл глаза, потом закрыл. Затем от­крыл снова. Он смотрел какое-то время прямо перед собой, затем взгляд его переместился и остановился на Ховарде и Энн, потом опять ушел в сторону.

— Скотти! — воскликнула мать, бросаясь к сыну.

— Привет, Скотт, — сказал его отец. — Привет, сын.

Они оба ринулись к кровати. Ховард взял руку ре­бенка в свою и стал гладить ее и перебирать пальцы. Энн склонилась над мальчиком и целовала его в лоб снова и снова, обхватив ладонями его виски.

— Скотти, милый, это мамочка и папочка, — сказа­ла она. — Скотти?

Мальчик смотрел на них, но явно не узнавал. За­тем его рот открылся, глаза зажмурились, и он гром­ко застонал, пока у него в легких не кончился воз­дух. Его лицо смягчилось и расслабилось. Губы приоткрылись, и сквозь стиснутые зубы он сделал свой последний выдох.

Врачи назвали это «неопознанной» окклюзией[1], они сказали, что это был редчайший случай — один на миллион. Возможно, если бы это как-то определили и срочно сделали операцию, то его еще можно было бы спасти. Но, скорее всего, нет. Ведь никаких показа­ний не было. Анализы и рентген ничего не выявили.

Доктор Фрэнсис был потрясен.

— Вы не представляете, что я сейчас испытываю. Это ужасно. Мне ужасно жаль, просто нет слов, — сказал он, ведя их в свой кабинет.

Там был какой-то врач. Он сидел на стуле, поло­жив ноги на спинку другого стула, и смотрел теле­визор, утреннюю программу. На нем была зеленая форма родильного отделения, широкие зеленые штаны и зеленая блуза, на голове зеленая шапоч­ка. Он взглянул на Ховарда и Энн, затем на докто­ра Фрэнсиса. И тут же встал, выключил телевизор и вышел из кабинета. Доктор Фрэнсис подвел Энн к дивану, сел рядом с ней и заговорил тихим, уте­шающим голосом. В какой-то момент он наклонил­ся и обнял ее. Она чувствовала, как его грудь под­нимается и опускается возле ее плеча. Глаза ее бы­ли открыты, она даже не пыталась вырваться из его рук. Ховард прошел в ванную, но оставил дверь распахнутой. После бурного приступа рыда­ний он включил воду и умылся. Затем он вышел и сел возле журнального столика с телефоном. По­смотрел на телефон, так, как будто не знал, с чего же начать. Он сделал несколько звонков. Через некоторое время доктор Фрэнсис тоже стал куда-то звонить.

— Я могу что-то еще для вас сделать? — спросил он у них.

Ховард покачал головой. Энн смотрела на доктора Фрэнсиса, но, видимо, не понимала, что он говорит.

Доктор проводил их к главному выходу. Люди вхо­дили и выходили. Было одиннадцать утра. Энн заме­тила, как медленно, словно неохотно, она перестав­ляет ноги. Доктор Фрэнсис велел им уходить, но ей казалось, что они должны были остаться, конечно же они должны были остаться — иначе и быть не могло. Она посмотрела наружу, на парковочную пло­щадку, и обернулась, чтобы еще раз посмотреть на двери больницы. Она замотала головой.

— Нет-нет, — пробормотала она. — Я не могу оста­вить его здесь, нет.

Она слышала себя, словно со стороны, и думала, как же несправедливо, что эти ее слова очень похо­дили на то, что говорят во всяких телевизионных программах, когда люди поражены неожиданной смертью или жестоким убийством. Она хотела, что­бы ее слова были только ее словами.

— Нет, не могу, — сказала она, почему-то вспомнив, как та негритянка уронила голову на плечо.

— Нет, — выдохнула она снова.

— Мы с вами сегодня еще поговорим — попозже, — сказал доктор Ховарду. — Надо еще кое-что сделать, чтобы получить полное представление. Придется еще кое-что выяснить.

— Вскрытие, — догадался Ховард.

Доктор Фрэнсис кивнул.

— Понимаю, — сказал Ховард. И тут же добавил: — О господи! Нет, яне понимаю, доктор. Я не могу, я не могу. Я просто, не могу.

Доктор Фрэнсис обнял Ховарда за плечи.

— Сочувствую. Господи, как же я вам сочувствую!

Он отпустил Ховарда и протянул ему руку. Ховард посмотрел на его руку, потом пожал ее. Доктор Фрэн­сис снова обнял Энн. Он был исполнен благости, ко­торую Энн не понимала. Она склонила голову ему на плечо, но ее глаза оставались открытыми: она продол­жала смотреть на больницу. Когда они выезжали с парковки, она смотрела назад, на больничные стены.

Дома она прямо в пальто плюхнулась на диван, дер­жа руки в карманах. Ховард закрыл дверь в детскую. Он включил кофейную машину, затем нашел пустую коробку. Решил собрать детские вещи, разбросанные по гостиной. Но вместо этого сел рядом с ней на ди­ван, отодвинув коробку в сторону. Потом, чуть накло­нившись вперед и зажав руки между коленей, он раз­рыдался. Она положила его голову себе на колени, стала гладить по плечу. Сквозь всхлипывания ей было слышно, как шипит на кухне кофейная машина.