Маленькая повесть о двоих - [30]
Названцева все настойчивее занимало, что могло мучить Дануту? Что разделяло их? Отчего она оттягивала, не решалась? Он знал, женщины особенно часто колеблются, выходить ли замуж, когда сомнений меньше всего, но ясность самая очевидная: и отношения прекрасные, и человек хороший, только вот не любится, как хотелось бы — изначальной, накопленной с детства и юности глубиной сердца. И этот самообман куша страшнее всех других. Случалось, к нему, к известному умнику, способному толковать за и против, прибегали приятельницы — выходить ли за Сережу, за Мишу?..
Он богат и собственными сомнениями: несколько раз был накануне женитьбы и со старательной вежливостью отступался. Необходимости загсовой процедуры, от печати до вызубренных торжественных слов оформителя, отвращали от нее, как прием иной микстуры — от повторения болезни. Знать, и охота была невелика.
Ему сейчас и в голову не приходило упереться из-за каких угодно формальностей. Хоть чернилами там поливайте, а круглую печать шлепайте на лоб.
Господи, однажды подумал он, а не в том ли как раз и беда, что Дануту принуждают или самой так нужно — только через церковь?
С детства к церкви его не приучали, и даже к самой великой старости он не собирался туда наведываться. Все это имело сейчас для него самое малое значение. Куда больше значения вытекало — из расстояния между городами, между днями их встреч, из непрерывных нерадостных мыслей, из его постоянного беспокойства и попыток отвлечься (что ни вечер — в кино). Из того, что почтовый ящик стоял перед глазами и днем и ночью.
Знакомые признаки: начиналась безоглядная, настоящая, нормальная человеческая любовь, угодившая не в лучшие из условий. Медленно, но верно он терял над собой контроль. Многоэтажное здание здраво, самоохранительно мыслящего человека семидесятых годов, экономно расходующего себя на житейские, внеделовые переживания, рушилось на глазах. Надвигались не предполагаемые еще за минуту поступки, желания, изрядная неуравновешенность и, возможно, так уж бывало, вспыльчивость, от чего всего он поотвык.
Разбуженный в одно распрекрасное утро хлынувшими в окно густо-синим небом и золотом осени, он набрал номер справочной, узнал, когда ближайший рейс, затем запросил у начальства отгул и к обеду стоял в Данутином городе перед древнейшим из его храмов. Символом и хранителем чуда. Лет четыреста назад во время необыкновенно сильного наводнения сюда сбежались горожане, они молились так старательно, истово — вода остановилась. Несложное чудо: наводнениям нет дела как до бога, так и до постановлений райисполкома.
«Это красивая история, да?» — «Занятная».◦— «Очень главная для нас. Я с ребенка знала».◦— «Мне в детстве читали сказки братьев Гримм и Андерсена».◦— «Нет, это не сказка. Так было!» Они тогда прошли мимо. Он почувствовал, что она, отдает себе отчет или нет, уверена в этой чепухе — молитвой наводнение пресечь! И одернул себя: сам-то хорош — шикаешь на черную кошку, сунься она только поперек твоей дороги.
Увидеть снова церковь, войти в нее, постоять и представить тот рассыпавшийся во прах день, осевший на стенах невидимыми и неслышимыми отсветами и отзвуками ему стало важно, чтобы, может быть, понять: отчего же и зачем по сей день, с великой честностью перед собой, сюда приходят те, кого изволь называть своими современниками?
Названное посмотрел на замшелые стены здания хмуро, как на крепость, которую, хочешь не хочешь, нужно брать.
У входа караулила нищенка на коленях. Штатная? В полутемном притворе на широкой скамье сидела полненькая с розовым личиком старушка. Вокруг неё были разложены четки, распятия, молитвенники. Не слишком изысканный, дешевый товар. Он взял в руки четки — пластмассовые черные шарики, алюминиевый крестик. Чего не купишь на память! Он принялся выбирать. Торговка, коротко лучась морщинками ото рта и глаз, заговорила на своем языке. Ему было понятно — во всем мире торг есть торг — все, кроме того, что она отказалась от металлического рубля. Поди ж ты — свои предрассудки!
Возле них остановились несколько русских девчонок-школьниц, отбившихся от экскурсии. Тоже стали хватать четки, тараторили, прицениваясь, копались в кошельках. Ни дать ни взять все, как в галантерейном магазине. Старушка почти с детской гордостью, искренней и открытой, показала собственные четки, из хорошего дерева с никелированным крестиком. Крестик повернула обратной стороной, чтобы всем были видны буквы РОМА. Так сказать, «фирман!»
—◦Это из Рима,◦— появилась в их маленькой галдящей толпе добровольная переводчица.◦— Она говорит: ей подарили.
Переводчицей оказалась нищенка. Она переводила добросовестно, хотя поминутно поглядывала на двери и срывалась туда всякий раз, едва створка приоткрывалась, и менялась действительно на ходу. Маленькая, худая и пронырливая, изображала перед прихожанами такой выразительный вопросительный знак, что в подаянии ей не отказывали… Талант! И устроилась неплохо. Из храма милиция не погонит, словно из электрички или с рынка.
—◦А вы знаете, зачем это?◦— подошла к Названцеву пожилая, годам к шестидесяти, женщина в клетчатом платке, спросила очень мягко, тихо и дружелюбно. Она взяла у него четки.◦— Зачем каждый шарик? Зачем так: вот эти маленькие, а тут — большой, снова маленькие — опять большой?
Его арестовали, судили и за участие в военной организации большевиков приговорили к восьми годам каторжных работ в Сибири. На юге России у него осталась любимая и любящая жена. В Нерчинске другая женщина заняла ее место… Рассказ впервые был опубликован в № 3 журнала «Сибирские огни» за 1922 г.
Маленький человечек Абрам Дроль продает мышеловки, яды для крыс и насекомых. И в жару и в холод он стоит возле перил каменной лестницы, по которой люди спешат по своим делам, и выкрикивает скрипучим, простуженным голосом одну и ту же фразу… Один из ранних рассказов Владимира Владко. Напечатан в газете "Харьковский пролетарий" в 1926 году.
Прозаика Вадима Чернова хорошо знают на Ставрополье, где вышло уже несколько его книг. В новый его сборник включены две повести, в которых автор правдиво рассказал о моряках-краболовах.
Известный роман выдающегося советского писателя Героя Социалистического Труда Леонида Максимовича Леонова «Скутаревский» проникнут драматизмом классовых столкновений, происходивших в нашей стране в конце 20-х — начале 30-х годов. Основа сюжета — идейное размежевание в среде старых ученых. Главный герой романа — профессор Скутаревский, энтузиаст науки, — ценой нелегких испытаний и личных потерь с честью выходит из сложного социально-психологического конфликта.
Герой повести Алмаз Шагидуллин приезжает из деревни на гигантскую стройку Каваз. О верности делу, которому отдают все силы Шагидуллин и его товарищи, о вхождении молодого человека в самостоятельную жизнь — вот о чем повествует в своем новом произведении красноярский поэт и прозаик Роман Солнцев.
Владимир Поляков — известный автор сатирических комедий, комедийных фильмов и пьес для театров, автор многих спектаклей Театра миниатюр под руководством Аркадия Райкина. Им написано множество юмористических и сатирических рассказов и фельетонов, вышедших в его книгах «День открытых сердец», «Я иду на свидание», «Семь этажей без лифта» и др. Для его рассказов характерно сочетание юмора, сатиры и лирики.Новая книга «Моя сто девяностая школа» не совсем обычна для Полякова: в ней лирико-юмористические рассказы переплетаются с воспоминаниями детства, героями рассказов являются его товарищи по школьной скамье, а местом действия — сто девяностая школа, ныне сорок седьмая школа Ленинграда.Книга изобилует веселыми ситуациями, достоверными приметами быстротекущего, изменчивого времени.
Александр Никитич Плетнев родился в 1933 году в сибирской деревне Трудовая Новосибирской области тринадцатым в семье. До призыва в армию был рабочим совхоза в деревне Межозерье. После демобилизации остался в Приморье и двадцать лет проработал на шахте «Дальневосточная» в городе Артеме. Там же окончил вечернюю школу.Произведения А. Плетнева начали печататься в 1968 году. В 1973 году во Владивостоке вышла его первая книга — «Чтоб жил и помнил». По рекомендации В. Астафьева, Е. Носова и В. Распутина его приняли в Союз писателей СССР, а в 1975 году направили учиться на Высшие литературные курсы при Литературном институте имени А. М. Горького, которые он успешно окончил.
Виктор Григорьевич Зиновьев родился в 1954 году. После окончания уральского государственного университета работал в районной газете Магаданской области, в настоящее время — корреспондент Магаданского областного радио. Автор двух книг — «Теплый ветер с сопок» (Магаданское книжное издательство, 1983 г.) и «Коляй — колымская душа» («Современник», 1986 г.). Участник VIII Всесоюзного совещания молодых писателей.Герои Виктора Зиновьева — рабочие люди, преобразующие суровый Колымский край, каждый со своей судьбой.
Владимир Вещунов родился в 1945 году. Окончил на Урале художественное училище и педагогический институт.Работал маляром, художником-оформителем, учителем. Живет и трудится во Владивостоке. Печатается с 1980 года, произведения публиковались в литературно-художественных сборниках.Кто не помнит, тот не живет — эта истина определяет содержание прозы Владимира Вещунова. Он достоверен в изображении сурового и вместе с тем доброго послевоенного детства, в раскрытии острых нравственных проблем семьи, сыновнего долга, ответственности человека перед будущим.«Дикий селезень» — первая книга автора.
Евгений Валериянович Гропянов родился в 1942 году на Рязанщине. С 1951 года живет на Камчатке. Работал на судоремонтном заводе, в 1966 году закончил Камчатский педагогический институт. С 1968 года — редактор, а затем заведующий Камчатским отделением Дальневосточного книжного издательства.Публиковаться начал с 1963 года в газетах «Камчатская правда», «Камчатский комсомолец». В 1973 году вышла первая книга «Атаман», повесть и рассказы о русских первопроходцах. С тех пор историческая тема стала основной в его творчестве: «За переливы» (1978) и настоящее издание.Евгений Гропянов участник VI Всесоюзного семинара молодых литераторов в Москве, член Союза писателей СССР.