Маленькая повесть о двоих - [11]

Минут через десять вызвала Мари.

—◦Что? Торопят?

—◦Да. Поднимайся.

—◦Трудно держать курс?

—◦Не оставайся там долго, слышишь?

Он понимал тревогу Мари. Испытания турбины — как испытательные полеты нового самолета. Случиться может всякое. На прошлой неделе они едва не сгорели со своей подопечной. Автоматическая противопожарная система блестяще не сработала. Он за нее успел перекрыть топливо, Мари — запустить огнетушители. Судьба отвела им только одну секунду. Они из нее сделали две.

Потом он долго спрашивал себя: каким святым образом они с Мари так верно разделились? Сделай общее движение в одну сторону — взрыва не миновать. Вечером того дня, когда он сел почитать перед камином, Мари обняла его и долго молча смотрела в огонь. Сжигала в пламени ненавистные мысли о неизбежно разлучной смерти. Только крепко любящие умеют так ненавидеть ее.

—◦Ты не представляешь, до чего я додумался,◦— вдруг сказал он.◦— Хочешь кофе?

—◦Каким образом?◦— удивилась она.

—◦То-то! Подожди, пожалуйста, еще немного. Сейчас!

Он и в самом деле занялся напитком, пристроив кофеварку возле камеры сгорания.

На то ли еще способна их турбина!

«Возлюбленная моя! Ограждающая от зла и смерти! Творящая добро и жизнь! Возлюбленная моя! Люди видят тебя как женщину, а ты — великая и светлая тайна, священный престол, у которого надо молиться. Если бы я умирал, ты сказала бы: твоя могила темна и сыра, боюсь, что там будет плохо тебе,◦— пошла бы за мною. Если б умирала ты, и я бы сказал: не умирай, ты не знаешь, как будет плохо без тебя,◦— ты преодолела бы смерть и жить осталась бы ты…

Кто ты, светлая тайна?»

Это строки Леонида Андреева об Александре Михайловне Виельгорской, «Даме Шуре», как ее звал Горький и которую мельком обрисовал: «Очень милая молодая девушка, курсистка, тоненькая, черненькая». Она умерла в Берлине. Сохранилась ли ее могила? Я бы всю жизнь носил на нее цветы. В благодарность за великий подвиг — за доброту ее любви!

Поливода не отказался от горячего чая. Пока готовил шлюпки, вымок с ног до головы. И продрог на ветру. К тому же еще нежданная беда: одну шлюпку сорвало совсем, другую ударило о борт. Дрова! И чай вместе с живительным теплом возвращал ему размеренность размышлений.

Его занимала та великая странность стечения обстоятельств, которую еще называют судьбой, задумайся над которой, нельзя не подивиться: отчего бы и в самом деле двигателям не выйти из строя, ну скажем, вчера, позавчера, месяц назад или через неделю, когда еще не было или уже кончился бы шторм и были бы они не здесь, в шаге от гибели, а в открытом море. Подрейфовали бы, а уж там как-нибудь! Сколько же было у этой случайности безопасных возможностей! Случилось же и свалилось разом все — хуже некуда.

—◦Ну как? Что?◦— не отходил от телефона Карпов.◦— Когда? Хватит басен — когда точно?..

На сигнал бедствия тут же пришли отклики. Ни один из них не обнадеживал: слишком далеко, не дождешься.

Боцман со своими людьми, до последней нитки мокрыми и до крайней злости вымотанными, не отступался от веры в якоря. Его катехизис был очень краток: хоть собственными зубами, но зацепиться за дно. И, может быть, благодаря тому только «Петропавловск» еще не выбросило на рифы. А из машинного вести шли одни и те же, что вот-вот не правый запустят, так левый, не левый, так правый…

Карпов уже сам дважды сделал налет на машинную команду и оба раза вернулся перегруженный толкованиями о масляных фильтрах и плохих маслах, уверениями, что это горе еще не горе… На вымазанных и судорожно работающих здесь людей он орать не стал. Им и без того перепадало от качки и спешки. Сбитые пальцы, ободранные ладони, синяки. Разрядка происходила на мостике, но в основном перепадало потусторонним силам. Остаток — Балкову, который требовал принять все меры, рвался в радиорубку лично связаться с начальником пароходства и громко возмущался, что этого так просто не оставит, когда его выталкивали или невежливо отстраняли.

Явно сдали нервы у человека.

За своими делами Поливода не обращал на него внимания. Пока наконец Карпов не попросил с таким преувеличенным спокойствием, на которое способны лишь очень взрывные люди:

—◦Александр Михайлович! Очень-очень прошу унять своего друга. Честное слово, не ручаюсь за себя!..

Поливода нашел Балкова возле машинного. Балков стоял у комингса и, вопреки обыкновению выдавать себя за человека интеллигентного, поливал мотористов таким густым матом, что кто-нибудь из них вот-вот должен был запустить в него железкой.

—◦Силен, брат,◦— вытянул его Поливода.◦— Где твой жилет? Почему без жилета?

—◦А? Жилет? А где — мне жилет?◦— обмяк Балков.

—◦Пойдем, пойдем,◦— повел его Поливода в каюту.◦— Свой дам. У нас с капитаном начальственные. Сам понимаешь, получше.

В каюте он заставил его выпить водки, нарядил, разумеется, в самый обыкновенный жилет, сделал неповоротливым, наказал ни за что не снимать его и проводил в кают-компанию, где собрались все, кто не был занят, а еще женщины и дети из моряцких, портовых семей. Попали к ним из-за трудностей с билетами. По пути в кают-компанию Балков был произведен в руководители их эвакуацией. Если случиться чему…