Мальчишки в бескозырках - [69]

Старшина закрыл сушилку, повесил на нее замок и ушел. Мы озадачились: что делать? Наиболее отчаянные головы предлагали выбираться наружу по трубе. На кожухе трубы и с внутренней и с наружной стороны приделаны железные небольшие скобы. Кинулись мы на эти скобы, но здравый смысл подсказал: это авантюра. Крейсеру пятьдесят лет, и неизвестно, не проржавели ли эти скобы; да и высота труб на «Авроре» двадцать метров. А нужно не только подняться изнутри, но и при всем честном народе, на виду ленинградцев спуститься с внешней стороны трубы. От этого плана мы отказались. Стали кричать, чтобы кто-нибудь открыл. На наше счастье, мимо сушилки пробегал матрос из команды крейсера.

— Что кричите? — спрашивает.

— Открой, друг, кто-то пошутил и запер нас на замок.

Ничего не подозревая, матрос взялся за висячий замок. Как мы и предполагали, ключа у старшины не было, и он просто накинул замок на дверь. Так мы оказались на свободе!

Перед уроками меня вызвал мичман Семенов и спросил, почему я не был на зарядке. Не дрогнув ни единым мускулом объяснил, что был в шлюпке.

— А в сушилке не сачковал? — спросил мичман, подозрительно глядя на меня.

— Что вы, товарищ мичман!

— Ну смотри, Иванов, если замечу, что сачкуешь, — из гальюна вылезать не будешь.

С мичманом шутки плохи. Это мы знали. И я очень скоро стал самым ярым физкультурником.

Многие из нас увлекались фотографией. Больше всего фотографировали в последний год учебы, как бы чувствуя расставание. Немало снимков сделано на «Авроре». И сейчас я смотрю на эти любительские фотографии, и передо мною оживают те далекие дни. Май 1950 года. Все четыре класса нашей роты высыпали на верхнюю палубу. Все в синем рабочем платье, в бескозырках. Перед фотоаппаратом разместились кто где. Облепили все надстройки фок-мачты, даже площадку впередсмотрящего. Вижу и себя. Обхватил руками прожектор, высоко на надстройке.

Наша жизнь на «Авроре» по-настоящему подготовила нас к службе на современных боевых кораблях, дала нам настоящую флотскую закалку. И не только флотскую. Ведь мы жили на легендарной «Авроре»! Уже одна эта мысль поднимала в наших душах революционный дух, воспитывала преданность Родине. Этому способствовали и многочисленные встречи с авроровцами — участниками революции. Частым гостем у нас был первый комиссар крейсера Александр Викторович Белышев. Машиниста Белышева в 1917 году матросы избрали председателем судового комитета и выдвинули представителем от крейсера в Центробалт. 24 октября 1917 года Петроградский военно-революционный комитет назначил Александра Викторовича комиссаром «Авроры». Под его руководством крейсер совершил переход к Николаевскому мосту. Моряки захватили мост, не дав юнкерам его развести. Это помогло отрядам Красной гвардии перебраться с Васильевского острова в центр города для участия в штурме Зимнего дворца. Именно по команде комиссара Белышева «Аврора» произвела свой исторический выстрел.

После революции Александр Викторович работал рабочим-механиком, затем окончил Промакадемию, занимал различные административно-хозяйственные посты.

Посещали крейсер многочисленные делегации из всех уголков Союза, из многих стран мира.

На «Авроре» мы становились не только военными моряками, но и гражданами страны.

В январе 1949 года мне исполнилось восемнадцать лет. Я получил открытку-приглашение:

«Гражданин Виктор Петрович Иванов. Уполномоченный исполкома райсовета по 65-му избирательному пункту извещает Вас, что помещение для выборов народного суда 7-го участка Петроградского района находится в офицерской кают-компании крейсера «Аврора».

И хотя в открытке сообщалось, что выборы производятся с 6 часов утра до 12 часов ночи, мы ожидали, когда откроется наш голосовательный пункт, с пяти утра. К 6 часам 30 минутам все совершеннолетние нахимовцы проголосовали.

Прощальный парад наступает…

В училище нам запрещалось курить. Запрет совершенно правильный, но… Судите сами: разница в возрасте среди одноклассников доходила порой до четырех лет. У меня, например, из-за войны был двухлетний перерыв в учебе, а у таких, как Игорь Кириллов, — все четыре. Поэтому к выпускным экзаменам некоторым было по семнадцать лет, а то и все двадцать.

В этом возрасте многие женятся. Кстати, так и поступили некоторые нахимовцы вскоре после окончания училища. Ну, а пока мы были воспитанниками, то независимо от того, сколько тебе — шестнадцать или двадцать, — курить было запрещено всем. Такие заядлые курильщики, как Игорь Кириллов или Витя Преображенский, страдали преотчаянно. Смешно было наблюдать, как эти двадцатилетние парни курили втихаря, зажав папироску в кулаке или после отбоя лежа под одеялом. Игорь умудрялся курить даже на полу под кроватью. Сам я тоже иногда баловался табаком. Иной раз стоишь в гальюне с зажатой в кулаке папиросой и пынькаешь. Вдруг крик: «Полундра! Казаков!» Бывает, что не успеешь выбросить. Сунешь дымящую папиросу в карман да и держишь ее там в кулаке. А Николай Алексеевич насквозь нас видит:

— Ты чего стоишь руки в карманах? А ну-ка вынь!

Вынимаешь руки, а папироса дотлевает в кармане. Казаков делает вид, что ничего не замечает. Папироса жжет. Карман дымится. Вот тут-то попадало сразу двоим: тебе и бедняге дневальному за то, что курят в гальюне.