Мальчики из Бразилии - [39]
- Был ли у него с собой пистолет тем вечером?
- Он всегда держал его при себе.
- Всегда?
- Сколько я его знала, всегда. Он показал его мне при первой же встрече. Можете себе представить, притащить с собой пистолет на свидание? И еще хвастаться им? И что хуже всего, он произвел на меня впечатление! - она покачала головой и удивленно вздохнула.
- Кого он боялся? - спросил Либерман.
- Всех. Коллег по работе, людей, которые просто смотрели на него... - фрау Дюрнинг доверительно склонилась к слушателю. - Он был слегка сдвинут ... ну, не сумасшедший, но и нормальным его нельзя было назвать. Я как-то попыталась его кое-куда отвести, ну, вы понимаете, к врачу. Как-то по телевизору шла передача о таких людях, как он, которые думают, что все вокруг... как бы строят против них заговоры, а когда передача кончилась, я стала окольными путями ему намекать - ну, что тут поднялось! И я против него строю заговоры! Я хочу объявить его сумасшедшим! Он чуть не пристрелил меня тем вечером!
Откинувшись на спинку кресла, она перевела дыхание и ее передернуло, после чего она подозрительно уставилась на Либермана.
- А как вы о нем узнали - он что, написал вам, что его преследуют нацисты?
- Нет, нет.
- Тогда почему вы решили, что они имеют к нему отношение?
- До меня дошли кое-какие слухи.
- Это ошибка. Можете мне верить, нацистам Эмиль понравился бы. Он был антисемитом, антикатоликом, он выступал против свободы, против всех и вся, кроме самого Эмиля Дюрнинга.
- Он был членом нацистской партии?
- Он мог им быть. Сам он утверждал, что не был, но до 1952-го года я его не знала, так что поручиться не могу. Вполне возможно, что и не был; он никогда не присоединялся ни к кому, если ему не было нужно.
- Чем он занимался во время войны?
- Служил в армии, был, кажется, капралом. Он ухитрился и там раздобыть себе непыльную работенку. То ли на продовольственном складе, то ли что-то такое. Во всяком случае, в безопасном месте.
- Он никогда не был в бою?
- Он был для этого «слишком умен». «Туда лезут только идиоты», говорил он.
- Где он родился?
- В Лаупендале, по другую сторону Эссена.
- И жил в этом районе всю жизнь?
- Да.
- Известно ли вам, бывал ли он когда-нибудь в Гюнцбурге?
- Где?
- В Гюнцбурге. Рядом с Ульмом.
- Никогда не слышала, чтобы он упоминал эти названия.
- А имя Менгеле? Упоминал ли он его когда-нибудь?
Она смотрела на него, удивленно вскинув брови, и покачала головой.
- Всего лишь еще пару вопросов, - сказал он. - Вы очень любезны. Боюсь, что мои поиски впустую.
- Не сомневаюсь, что так оно и есть, - улыбнувшись, подтвердила она.
- Поддерживал ли он отношения с кем-то из значительных лиц? Скажем, из правительства?
На несколько секунд она задумалась.
- Нет.
- Дружил ли он с кем-нибудь из заметных людей?
- С несколькими чиновниками из Эссена, если, с вашей точки зрения, они заметные личности. Кто-то он пожимал руку Круппу, что считал большим событием в жизни.
- Сколько времени вы были замужем за ним?
- Двадцать два года. С четвертого августа 1952 года.
- И за все эти годы вы ничего не знали и ничего не слышали о какой-нибудь международной группе, к которой он мог принадлежать, состоящей из людей его возраста и его же положения в обществе?
- Никогда, - решительно мотнула она головой. - Ни слова.
- И он не вел никакой антинацистской деятельности?
- Абсолютно. Он, скорее, был настроен пронацистски, чем анти. Он голосовал за национально-демократическую партию, но и к ним он не присоединился. Он был не из тех, кого привлекают компании.
Откинувшись к жесткой спинке дивана, Либерман растер ноющий затылок.
- Хотите, я скажу вам, кто на самом деле убил его? - сказала фрау Дюрнинг.
Он удивленно посмотрел на нее.
Склонившись к нему, она убежденно сказала:
- Бог. Чтобы дать свободу глупой девочке с фермы после двадцати двух лет горя и унижений. И чтобы дать Эрику отца, который будет любить его и помогать ему вместо того, кто только обзывал его - это точно, он называл его только «психом» и «дебилом» - за желание стать музыкантом, а не только обеспеченным гражданским служащим. Не нацисты ли услышали мои мольбы, герр Либерман? - Она покачала головой, отвечая сама себе. - Нет, то был Божий промысел, и я возношу Ему благодарность каждую ночь после той, когда Он обрушил стену на Эмиля. Он мог сделать это и пораньше, но я все равно благодарна ему. «Лучше позже, чем никогда».
- Откинувшись на спинку кресла, она скрестила ноги - между прочим, очень красивые - и на лице ее появилась улыбка облегчения.
- Вот так! - сказала она. - Ну, разве не великолепно ли он играет? Запомните это имя: Эмиль Дюрнинг. В свое время вы еще увидите его на стенах концертных залов!
Когда Либерман покинул Франкенштрассе, 12, начали сгущаться сумерки. Мостовые были заполнены машинами иавтобусами, а тротуары торопящимися прохожими. Он медленно брел в толпе, прижимая к себе портфель.
Дюрнинг оказался пустым местом: тщеславный и никчемный, не представляющий интереса ни для кого, кроме самого себя. Не было никаких убедительных причин, почему он мог стать целью заговора нацистов, которых отделяло от него полмира - даже его воспаленному воображению это не могло прийти в голову. Коммивояжер в баре? Он мог быть просто одиноким торговцем, соскучившимся по компании. Торопливое исчезновение Дюрнинга в тот вечер, когда произошел несчастный случай? Да есть масса причин, по которым человек может выскочить из бара.
