Мальчики есть мальчики. Как помочь сыну стать настоящим мужчиной - [15]

Даже знающие люди подвержены влиянию стереотипов о мужчинах. Когда психолог Джуди Чу в течение своего двухгодичного исследования познакомилась с шестью мальчиками-дошколятами, она была изумлена. В своей книге «When Boys Become “Boys”: Development, Relationships, And Masculinity»[7] доктор написала следующее: поначалу Чу «не знала, что делать с буйным, непокорным и, очевидно, злобным нравом этих мальчиков»¹. Все резко изменилось, когда один из парней, тепло поприветствовав ученую, сложил руки пистолетом и «выстрелил» в нее; та отвела глаза, не зная, как откликнуться. Однако в тот же день, когда в нее снова «выстрелили», доктор Чу улыбнулась и «выстрелила» в ответ. Мальчик терпеливо объяснил ей: она должна упасть и притвориться мертвой, и дал возможность исправить положение. Она выполнила указания, и мальчик обрадовался. Позже, когда мальчики слушали сказки, тот, что уже установил связь с доктором, попросился к ней на колени. Понимая, насколько предубеждения ограничивали ее понимание происходящего, Чу решила наблюдать за мальчиками «не только в минуты физической активности и «агрессии» (т. е. тогда, когда их поведение соответствовало представлениям о мужчинах), но и в минуты задумчивости и спокойствия»². Общение позволило ей увидеть «преданных, заботливых и чутких» детей, что разрушало мифы о мужчинах как индивидуалистичных, самовлюбленных и необщительных представителях человеческого рода³.

Но через два года общения мальчики изменились: они перестали быть такими искренними и все чаще рисовались и притворялись. Как показало исследование, ребята в первую очередь отстраняются от самих себя — и с этого момента их развитие сопровождает череда потерь и разлук. Мальчики, боясь порицания и наказания со стороны общества, не видят другого выхода, кроме как выбрать самый безопасный вариант поведения. Они идут по кратчайшему пути — имеющему самые продолжительные последствия.

Наставница Чу — одна из первых феминисток — Кэрол Гиллиган — подробно описала, какими способами дети пытаются не потерять себя. Иногда их сопротивление проходит без вреда для психики, особенно если дети знают, что кто-то может выслушать их. Иногда их стратегия более скрытна и подразумевает отдаление и неискреннее поведение на людях. И хотя для мальчика естественно саботировать попытки изменить его истинную суть, высокий уровень стресса может привести к потере опоры и отчуждению от самого себя.

В исследовании Чу было много примеров сопротивления со стороны мальчиков, «в первую очередь против подавления своих так называемых истинных характеров и против необходимости отвернуться от собственного представления о себе»⁴. Занимаясь собственным исследованием, я имел дело с самыми разными мальчиками; все они противостояли культурному давлению. И ко всем ним применима основная истина: то, насколько им удастся сохранить в себе человечность и искренность (как на людях, так и в личных отношениях), зависит от качества взаимоотношений с семьей, учителями и соседями.

Помогите мальчикам быть собой

Мы можем создать новую модель юношества — и начать, естественно, стоит с отношений. Чтобы мальчик мог противостоять пагубным, нездоровым или несправедливым представлениям о мужественности, ему нужен хотя бы один человек, способный поддержать его точку зрения. Этот «союзник» может быть его родителем, другом, учителем, воспитателем, тетей или дядей — кем-то, кому не безразличен ребенок и его сокровенные мечты. Для способности самостоятельно думать и быть независимым мальчику необходимы отношения, в которых он ощущает себя нужным. Уверенность юноши в себе не развивается случайным, непредсказуемым образом — она развивается благодаря чужому пониманию, любви и поддержке.

На первой полноценной должности я узнал, как важно видеть в мальчиках людей. Работая консультантом в суде по семейным делам, я познакомился с Найлсом. Наш отдел предприговорных расследований был уверен: дальнейшую судьбу любого мальчика можно предсказать по толщине папки с материалами его дела, — и папка этого юноши была самой толстой из всех, что я видел на своем веку. Каждый член его семьи хоть раз привлекался к ответственности социальными службами и законом. Найлс был бедным афроамериканцем, посещал школы, не способные обеспечить его достойным образованием, в городе, где социальная сегрегация была уже давно укоренившейся практикой; его семья переживала много трудностей. При таком раскладе не могло идти и речи о доверительных отношениях. Сначала я подумал, с Найлсом нет смысла разговаривать. Но после того как он неприязненно пробормотал, что любит рисовать, я положил перед ним блокнот с набором цветных карандашей и предложил рисовать по ходу ознакомительной беседы.

Прошло так много лет, а рисунки Найлса до сих пор живы в моей памяти. В ходе наших встреч, пока я сидел рядом и молча наблюдал за ним, юноша потихоньку набрасывал образы и сцены, отражающие важные события его жизни. Благодаря этому я многое узнал о нем и позволил Найлсу увидеть мою заинтересованность в его личности. Показывая рисунки, он беседовал со мной, а я спрашивал о значении того или иного наброска.