Мальчик в лесу - [27]

— Здравствуй, дядь Тимоша! — окликнул его Тимофей.

— Здравствуй, тезка, — сказал Жеребцов.

Старшину все знали в округе, и он знал всех. Потому что присутствовал он на каждом празднике, на каждой свадьбе или проводах в армию. Да еще тверезым оставался.

Прежде всегда так бывало, что деревенского милиционера первым сажают за стол, наливают стаканчик. А когда напоят и спать положат, веселье продолжается безо всякого надзора. И милиционеру спокойней, и гуляющим людям тоже. Но старшина Жеребцов спиртного не употреблял, была у него какая-то залеченная язва; старшина садился за накрытый стол, не пил, не кушал, катал пальцами хлебные шарики и глядел на всех печальными, тверезыми глазами. Конечно же, если нарушался порядок, Жеребцову приходилось вмешиваться. В разные передряги он попадал из-за этого, ходил после праздников побитый. Но люди на него все-таки не обижались, а скорее сочувствовали трудной его судьбе и рисковой должности.

— Как там, — спросил старшина, — очередь у «Репки» стоит?

— Нету.

— Знать, катер запаздывает… Ты по делу или так?

— По делу.

— «Тозовку» никому не продам, — сказал Жеребцов. — Не волнуйся. Раз обещал твоему папаше, мое слово твердое.

— Дак я не об этом.

И Тимофей, присев на лавочку, подробно выложил старшине всю историю с Косым Егором. Как Егор обманывал самого Тимофея, и как соседей-приятелей обманывал, и как увидел сегодня Тимофей фотокарточку на Доске почета и сообразил, что много других пацанов обмануто. Раскрылось громадное жульничество…

Лишь об одном Тимофей умолчал. О том, что грозился Егор изуродовать Тимофея и теперь, наверное, озлобится еще больше… Но говорить про такое не следовало. Не мужской разговор. Вот ведь старшина Жеребцов не жалуется, что рисковая у него служба. И Тимофей никогда жаловаться не станет.

Печально и мудро слушал Жеребцов Тимофея. А после, надевши китель, продумал все и посулил:

— Разберемся. Кончится праздник, жив-здоров останусь — приеду к тебе в деревню… А ты покуда защити маленьких-то, в обиду не давай. Сделаешь?

— Ну, — сказал Тимофей.

3

Мало-помалу собирался народ на просторной улице Шихина; кучками стояли там и сям, и у кого-то заголосил транзистор, и балалайка затенькала по-синичьи. По обочинам рассаживались пришлые старухи торговки, устанавливали на земле мешки с подсолнушками, с прошлогодними орехами.

Еще чуток поднакопится народа — и двинет гулянка по Шихину.

Тимофей знал, как это будет. Вдруг, словно по чьей-то команде, людские кучки сорганизуются в ряды, человек по пять-шесть, а ряды выстроятся в колонну. И эта колонна потечет по деревне, до самой околицы, а там завернет обратно и потечет вспять, и в конце концов получится как бы вытянутый человеческий круг, непрерывный хоровод по всей улице…

Это умно придумано. Ты идешь в своем ряду, со своими деревенскими, играешь музыку, песни поешь или семечки лузгаешь, а навстречу тебе, по левой руке, движется ряд за рядом народ, и ты всех видишь, кто пришел на гулянку. Ты можешь выбирать, и тебя могут выбрать. Допустим, приглянулась тебе какая-нибудь модница из чужой деревни — ты к ней подсылаешь сестренку там или братишку. Течет людской хоровод, ряды навстречу, ряды, и вот опять подплывает твоя модница и уж именно тебя разглядывает: хорош или негодящ? Говорит сестренке: «Зови, я согласная!» — и ты перескакиваешь в чужой ряд, под бочок этой самой моднице…

Правда, прежде чем перескочишь, могут и тебя выбрать. Позарится на тебя кикимора, страшней войны, а отказаться права не имеешь. Обычай такой — девкам не отказывать…

Впрочем, Тимофею это не грозит, у пацанов и девчонок помоложе свои обычаи. У них проще. Бегай из ряда в ряд сколько захочется, а приглянулась малолетка, так дерни ее за косицу или вытяни прутом по ногам. А еще лучше крапиву взять, старую крапивину с граненым мохнатым стеблем…

Тимофей нынче возьмет в руки крапивину. Есть на кого внимание обратить. Санька Желтякова, дочка продавщицы, приплелась на гулянье, приплелась, не сообщив об этом Тимофею. Можно сказать, тайком от него. А Тимофей, наверное, с полгода за ней ухаживает. С того самого дня, как пихнул ее головой в сугроб. Любая девчонка давно бы сдалась, давно бы согласилась водиться. Но Санька, излечившись от любви к Дмитрию Алексеевичу, перестала краситься известкой, перестала наряжаться, ходит затрапезная, в каких-то бабкиных кофтах. И на мальчишек внимания не обращает. Фу-ты ну-ты! Как есть неприступная!

Ничего, Тимофей сегодня выломает крапивину потолще.

4

Магазин «Репка» по-прежнему пустовал, и буднично, спокойно было в двух ведомственных магазинах. Вероятно, снабженец с портфелем не сгрузил пока свои ящики, а может, Федор Федорович действительно взял их под замок. Народ кинулся к последнему прибежищу — стеклянной кафе-столовой; Тимофей издали увидел, какая там бурлящая очередь; перед зеркальной дверью стоял старшина милиции Жеребцов, пропуская граждан поодиночке, будто в кино.

А за толстым стеклом, в уголке, Тимофей обнаружил Веру Ивановну. Сжавшись, то и дело подталкиваемая в спину, Вера Ивановна держала в руках тарелочку и ела гречневую кашу. Судя по грустной позе, по ложке, которая застывала у рта, не дозвонилась никуда Вера Ивановна…