Мальчик на качелях - [30]

– Мне не нужны ваши советы! – огрызнулся Юрий. – Я совершеннолетний.

– Простите, но в таком случае не совсем понятно, о чем вы хотите говорить со мной.

– Вы бывали у нас дома, Сергей Сергеевич. Вы ученик отца, вам я могу сказать то, чего не скажу ему... Я не могу просить его, понимаете...

– Вы пришли, чтобы, используя авторитет отца, принудить меня поставить вам фиктивную оценку?..

Юрий молчал, кусая губы.

– Вы неправильно меня поняли, – сказал он. – Мне от вас ничего не нужно... – Он повернулся, чтобы уйти, но в последний момент остановился и с вызовом крикнул: – Слушайте, вы! Сейчас я скажу все, что думаю о вас. Вы ханжа, лицемер... вы червяк! И через десять лет вы все так же будете копаться в зачетных книжках, мучить студентов, тискать свои хилые статьи в сборниках, которые никто не читает. Мы встретимся на улице, и я не подам вам руки! Потому что вы ничтожество! Самодовольное ничтожество!

7

– Он вел себя безобразно! Он был несправедлив! – При воспоминании о той встрече Сергей Сергеевич обидчиво вытянул в хоботок губы и несколько раз дернул себя за пуговицу. – Но я дал ему еще один шанс.

– Еще одна пересдача?

– Да. Он этим шансом не воспользовался, даже не пришел. Мне оставалось поставить в известность профессора.

– Я знал, что этим кончится, – сказал тогда Вышемирский. Внешне он оставался совершенно спокоен. – Сергей Сергеевич, свяжите меня со Стаднюком, пожалуйста.

– Вы хотите...

– Да, приказ об отчислении, – жестко отрезал профессор.

– Иван Матвеевич, я не могу советовать вам, я просто прошу вас: не торопитесь с приказом. Отчислить Юрия вы всегда успеете. Он хочет учиться...

Вышемирский с любопытством посмотрел на Черпакова.

– Что вы предлагаете?

– Дайте ему возможность реабилитироваться.

– У него три задолженности.

– Но достаточно ликвидировать одну, и мы можем в порядке исключения отложить переэкзаменовки до осени.

– Вы, конечно, имеете в виду задолженности по своему предмету?

– Да, по моему.

– Он пересдавал вам уже три раза, а на четвертый просто не явился. У вас есть уверенность, что он сдаст успешно?

Черпаков замялся:

– Уверенности нет, но...

– Что «но»?

– Иван Матвеевич, мне лично жаль Юрия. Мне лично – понимаете? – Черпаков не мог набраться смелости, чтобы поставить все точки над «i». – Мне лично... лично мне, – мямлил он. – Мне думается он сдаст экзамен.

– Вот как? И когда же, по-вашему, он его сдаст?

– Не позднее чем завтра. – Сергей Сергеевич уже решился, и терять ему было нечего.

Лицо профессора мгновенно посерело. Черпаков посмотрел на него, и ему стало страшно.

– Вон отсюда, – тихо сказал Вышемирский. – Я не хочу вас видеть.

Черпаков взмахнул рукой, будто отгоняя от себя неприятное видение.

– После того случая, – устало сказал он, – наши отношения с профессором изменились в худшую сторону. Он, конечно, понимал причины, толкнувшие меня на постыдное предложение, но не простил... – Сергей Сергеевич вздохнул и продолжал без всякого выражения: – В тот же день был издан приказ об отчислении Юрия Вышемирского из института. А вечером Ивана Матвеевича прямо с факультета увезла «Скорая помощь».

– Бедный профессор! – вырвалось у меня. Черпаков удивленно вскинул глаза.

– Не кощунствуйте! – сказал он сердито.

И поделом: думать надо, прежде чем говорить.

Черпаков окликнул девочку. Она побежала к нам, но на полдороге споткнулась и с разбега упала в траву. Раздался громкий плач.

– Не подавайте вида. – Сергей Сергеевич даже не посмотрел в ту сторону. – Надо воспитывать в детях самостоятельность. Пусть выплачется, боль утихнет, и она сама успокоится.

Сложная наука – педагогика. Возможно, Черпаков смыслил в ней неизмеримо больше, чем я, – у меня не было времени выяснять это.

Я подбежал к девочке, поднял ее с земли, отряхнул платьице.

– Не надо плакать, Анечка, а то... – Что бы пострашнее придумать? – А то все бабочки разлетятся и больше никогда не прилетят. Ты ведь не хочешь, чтобы они разлетелись?

– Не хочу. – В ее глазах еще стояли слезы.

– Тогда иди и поймай вон ту, с желтыми крылышками. – Я легко подтолкнул ее в спину. – Только не торопись, а то снова упадешь.

Вернувшись к лавочке, я застал Черпакова в той же позе.

– Теперь я кое-что понимаю, Сергей Сергеевич, – присаживаясь, сказал я. – Позавчера, когда вы вошли в дом и увидели, что Иван Матвеевич мертв, то сразу увязали его смерть с бегством Юрия. Вы и до сих пор думаете, что...

– А что бы вы подумали на моем месте? – выдавил из себя Черпаков. – У него были причины не любить отца.

– Да, причины у него были, – согласился я.

Издали донеслись тягучие, траурные звуки музыки.

– Нам пора, – устало сказал Черпаков.

– У меня еще один, последний вопрос, – остановил его я. – В прошлый раз мне показалось, что вы знаете, куда мог уехать Юрий. Это так?

– Я не хотел путать вас своими домыслами. Юрий часто ездил в Ригу. Кажется, у него там есть знакомые.

Сергей Сергеевич кивнул на прощание и пошел к дочери. Она подпустила его поближе, но в последний момент увернулась и отбежала в сторону. Черпаков сказал что-то резкое, протянул руку, но она снова отбежала...

Стоя в сторонке, я ждал, пока схлынет встречный поток людей, возвращающихся с гражданской панихиды.