Мальчик или девочка? - [7]

Когда Аос с мужем вернулись с прогулки по лесу, слуги как раз заканчивали сервировать ужин. Не спеша умывшись и переодевшись, чета конунгов спустилась в малый обеденный зал и расположилась друг напротив друга, не сводя друг с друга влюбленных взглядов.

— Подавайте! — крикнул Олаф через плечо, и в комнату, залом только притворявшуюся[12], один за другим стали входить поварята с подносами в руках и расставлять эстетично[13] свою ношу на почти белой и почти крахмальной скатерти[14].

Аос озябшими руками взяла с тарелки теплый кусок хлеба и приложила к носу, втягивая головокружительный аромат.

— Ах… как хлебом свежим пахнет… — блаженно улыбаясь, закатила она глаза. — Только ради этого запаха стоило покинуть Хеймдалл. Обожаю его… так бы ничего целыми днями больше не ела — только этот хлеб… Тетушка Ингрид — просто волшебница у печи!

Тонкие пальцы богини деликатно отделили корку от мякиша — словно почистили апельсин, и только приготовились отправить нежную, чуть клейкую мякоть в рот, как были перехвачены сильными пальцами мужа.

— Корка… это… гораздо полезнее. Для здоровья. И для зубов, — краснея до корней волос и пряча взгляд, он осторожно вынул из щепоти супруги мякиш и вложил отложенную горбушку.

Аос удивленно приподняла брови и уставилась сначала на супруга, а после — на корку.

— Но я не хочу корку.

— Но… милая… она же… ее же… не выбрасывать же!

— Ты на завтрак подсунул мне корки, на обед — горбушку, и сейчас — опять!

— Но… я… не подсовывал… ты сама… тебе показалось…

— Нет, мне не показалось! И нет, я не хочу корку, я хочу мякиш!

— Но… посмотри… он… это… непропеченный сегодня, — конунг принялся яростно мять сероватую мякоть, словно имел против нее что-то личное, пока она не стала похожа на пластилин для дальтоников. — Смотри, как он липнет! И из него можно что попало слепить! Вот смотри — шарик! И колбаса! И… И вообще! Ты понимаешь, что нормальный мякиш так никогда… это… не липнет! А еще у него запах какой-то… противный!

— Хороший у него запах! — почти возмущенно воскликнула богиня, но Олаф, уже даже не покраснев, а побагровев от непонятных ей эмоций, потерянно втянул голову в плечи, закусил губу… и решительно отодвинул от нее нарезанный каравай.

И взялся за блюдо с мясом.

Старательно вытерев пальцы о штанину, он нежно прихватил два самых поджаристых куска и сложил супруге на тарелку.

Поймав ее взгляд и истолковав по-своему, он сконфузился еще больше, быстро переложил куски обратно на общее блюдо, взял со скатерти вилку, проткнул возвращенцев и переместил обратно на тарелку жены[15].

— Вот. Это лучше. Оно… это… вкусное! Смотри, как пахнет!

На лице Аос отразилось непонимание.

— Отвратительно воняет, — обиженно насупилась она. — Меня мутит от одного его запаха.

Сочувственно скривившись, так, что даже жена перестала дуться, отряг быстро отставил мясо на другой конец стола, скользнул страдальческим взором по хлебу… и поставил перед Аос дубовую бадейку с солеными огурцами.

— Тогда вот, — опустив глаза, упрямо проговорил он. — Съешь.

— Это тоже для зубов полезно? — не удержалась богиня.

— Да. То есть, нет. То есть… ну… они просто вкусные… с мясом особенно…

Зажимая ладонью рот, Аос вскочила и побежала к двери.

Олаф, красный, как весь урожай помидоров Лукоморья за три года, подвинул огурцы, опустился на стул и угрюмо подпер кулаком подбородок.

— …И мало того, что все время свое дурацкое мясо с солеными огурцами и корками подсовывает, так еще и мармелад за завтраком не дал! И варенье за обедом! — едва не всхлипывая от обиды и непонимания, хлопала длинными рыжими ресницами Аос, и редкие теплые капли ползли по ее щекам. — Он меня разлюбил и хочет, чтобы я ушла!..

На этом плотина, тщательно возводимая в долине слез, прорвалась, и она уткнулась в плечо матушки Фригг и горько-прегорько заплакала.

— Да что ты, милочка, что ты, деточка, что ты себе в голову вбила, глупенькая наша, что ж он, совсем болван, такую лапушку разлюбить! — обняла жена Рагнарока сотрясающиеся от рыданий плечи богини любви и красоты. — Да быть такого не может!

— Не может! — нахмурившись, истово затрясла головой Фрея. — Скорее Старкад упадет в мир смертных, чем этот бесстыжий лопух разлюбит такую девушку!

— Он не лопух! И не бесстыжий! Он хоро-о-оший!.. — простонала Аос и ударилась в рыдания с удвоенной силой.

— Хороший, хороший, только не плачь, тебе сейчас вредно, маленькой вредно, деточка, не плачь, — заворковала богиня плодородия, гладя подругу по голове.

— А вот мне кажется… — задумчиво проговорила Волупта и умолкла, рассеянно обводя слепыми — но все видящими глазами уютную кухню Фригг.

Желаемого, впрочем, провидица добилась без усилий.

Все три богини моментально оторвались от своих дел — кто от страданий, кто от утешений, и выжидательно воззрились на нее.

— Что? — не дождавшись ответа, срывающимся шепотом спросила Аос. — Что тебе кажется, матушка Волупта?

— Что хитрит наш рыжик, — с выражением и с расстановкой произнесла прорицательница. — Вот только не знала я, что смертным ведомо обратное действие примет на богов.

— Погоди, — нахмурилась, размышляя, Фригг. — Ты хочешь сказать, что есть корки, мясо, соленые огурцы и не есть хлебный мякиш и сладкое?..