Малайские пираты - [9]

Уже прошел час с тех пор, как шлюпка скрылась в свою очередь за скалами, как береговое эхо донесло до нас шум сильной стрельбы. Наконец, пусть мы окажемся победителями или побежденными, но мистические страхи, висевшие тяжким грузом над судьбой экспедиций развеются!

Тщетная надежда! Звуки стрельбы из мушкетонов постепенно стихли, и на их место пришла гнетущая тишина! Шлюпка не возвращалась; прао врагов по–прежнему оставались неподвижными в своей бухточке и под своим прикрытием.

Я не смогу передать отчаяние, охватившее капитана Кольерса при мысли, что из ста восьмидесяти человек, составлявших экипаж корвета, он потерял шестьдесят, причем без пользы для службы своему королю, то есть немного больше, чем ему стоил бы упорный бой против корабля такой же мощности, как «Победа». К этим потерям надо было еще добавить лейтенанта Кроуфорта, четырех мичманов и двух мастеров мачт.

Прежде чем уйти от этих злосчастных берегов, капитан объявил, что будет ждать еще три дня, положенных по закону, чтобы считать пропавших людей погибшими за своего сюзерена.

Время истекло, но, увы, ожидания наши были тщетны; капитан приказал сниматься с якоря.

Под огнем невидимки

Теперь ветер дул таким образом, что корвет, выйдя в открытое море, должен был легко обогнуть мыс ближайшего к нам острова. Матросы повернули кабестан, и множество марсовых поднялись на мачты, чтобы отдать паруса, когда внезапно град пуль, вылетевших из–за невысоких камней, находящихся у нас по правому борту, убил и ранил нескольких человек; двое из последних упали в море; мы хотели бросить им веревки, но не смогли: все те, кто показывались над защитными заслонами, становились мишенью для засевших в засаде пиратов и были тяжело ранены.

Капитан, безусловно испытывая безотчетный страх перед необъяснимым нападением, как и весь его экипаж, отказался от мысли послать людей отдать паруса. «Победа» застыла на волнах мрачной громадой.

Что делать? Этот вопрос каждый задавал сам себе и мог ответить только одно: ничего, ждать! Действительно, чтобы выбраться из нашей необычной ситуации, надо было ждать, пока ветер толкнет нас прямо с места стоянки в открытое море, это был единственный способ, который нам оставался, чтобы покинуть бухту со спущенными парусами, так как ни береговой бриз, ни морской не предоставляли нам такой возможности без наличия парусов.

Луна, как будто желая усугубить нашу беду, сияла полным кругом на небе, и ночь таила для нас те же опасности, что и день.

— Послушайте, лейтенант, — обратился ко мне на третий день боцман Дюваль, — Мы что, останемся здесь сходить с ума до конца наших дней? Можно подумать, что мы находимся на плавучей английской тюрьме.

— Ради Бога, Дюваль, хотел бы я знать, как бы вы выпутались из создавшегося положения, если бы были в настоящий момент капитаном «Победы»?

— Я, лейтенант, я бы просто увел корабль отсюда!

— Не отдав паруса?

— Напротив: приказав отдать все паруса!

— Да, но только в том случае, если бы экипаж повиновался вам. Но ужас, который царит на борту корвета, так силен, что ни один матрос не согласился бы даже высунуть голову за высоту защитных заслонов.

— Потому что это очень опасно, лейтенант!

— А вы могли бы снять эту опасность?

— Конечно! Это совсем не трудно.

— Черт возьми! — воскликнул я, пораженный внезапным озарением. — Именно это нам и нужно. Я все организую.

Не раскрывая моего намерения боцману Дювалю, я немедленно отправился искать капитана Кольерса; затем, рассказав ему в двух словах о неоценимых услугах, оказанных нам в сложных ситуациях предприимчивым жителем Бордо, я поделился с ним содержанием моей беседы с боцманом.

— Благодарю вас, лейтенант, за ваше доброе намерение, но разве подобает капитану королевского корабля держать совет с боцманом?

— Видимо, — добавил он, грустно улыбаясь, после минутного молчания, — командующий Кольерс выглядит таким смирившемся и достойным жалости, что я понимаю вашего Дюваля, как вы его называете, который хочет помочь незадачливому капитану.

— Ах, капитан, не говорите так, заклинаю вас, — вскричал я с чувством. — Я хорошо знаю, будучи сам морским офицером, знаки уважения, которые требует от нас иерархия, чтобы осмелиться хоть на минуту подумать о нарушении субординации! Безусловно, я плохо объяснил вам мое намерение!.. Я хотел вам сказать.

— Я ошибался, рассердившись на вас, лейтенант, — прервал меня англичанин. — Провидение иногда посылает своих посредников. И потом, в нашем положении нельзя пренебрегать ничьим мнением. Прошу вас, приведите ко мне вашего человека.

Мысль гения

Я поспешил на поиски «мэтра Хладнокровие»; отыскав его, я поведал боцману о нашем разговоре с капитаном.

— Не знаю, должен ли я откликнуться на это приглашение, — ответил он. — Разве уже один раз командир не заявил мне, когда я просил его разрешения принять участие во второй экспедиции, отправленной против пиратов, что он не имеет права использовать иностранцев на службе Его британского величества?

— Пойдемте, Дюваль, оставьте ваше злопамятство и следуйте за мной!

— Несмотря ни на что, я подчиняюсь вам, лейтенант.

Командующий Кольерс, несомненно желая встретиться с нашим боцманом без свидетелей, спустился с палубы и скрылся от всех в своей каюте.