Малавита - 2 - [10]

Франсис Брете никогда не беспокоился по поводу конкуренции, поскольку все окрестные заведения фаст-фуд принадлежали той же компании, что и его пиццерия, — «Файнфуд Инкорпорейтед» со штаб-квартирой в Денвере. Он не замечал, что все его официанты и разносчики проводят обеденный перерыв рядом, за углом, сидя на скамейке и уткнувшись носом в алюминиевый лоток. Имея право на бесплатную пиццу и любое блюдо из меню, его сотрудники все равно предпочитали питаться в этой забегаловке без вывески, без души, в которой к тому же им предлагалось всего одно блюдо — баклажаны по-пармски.

— Что?..

Франсис Брете вынужден был признать очевидное: этот «Пармезан» увел у него клиентов. Какая-то жалкая забегаловка с домашней кухней и кустарным способом доставки, ноль профессионализма. Пока он определялся с врагом, обороты упали с минус девяти до минус четырнадцати процентов.

После минус семнадцати он был вызван в европейское управление компании, в Женвилье, где генеральный директор потребовал у него подробностей по поводу снижения прибыли.

— К какой группе компаний принадлежит этот «Пармезан»?

— Это независимое предприятие.

— Сколько у него дополнительных точек?

— Нисколько, одна материнская фирма — и всё.

— А каков заявленный продукт?

— Баклажаны по-пармски. В сущности, это их единственное блюдо.

— Как это — единственное?

— У них в меню больше ничего нет. Ни напитков, ни закусок, ни десертов.

— …?

— Ни мясных блюд — тем более.

— Какие баклажаны?

— По-пармски. Это нечто вроде лазаньи, только вместо теста в качестве прослойки используются баклажаны.

— И сколько порций в день они реализуют?

— Дважды в день по триста порций по шесть евро каждая.

— А как быстро они наращивают темпы?

— Никак. Они уже год как остановились на этой цифре.

— И они не пытаются повысить товарооборот?

— Нет.

— …? Сколько у них народу?

— Два человека с полной занятостью и два — с частичной.

— Невозможно. Они не смогут получить ни копейки прибыли.

— Так и есть: у них нет прибыли — ни копейки.

— Но кто они — эти люди?

— Я как раз выясняю.

— А эти баклажаны, их кто-нибудь пробовал?

На данный момент никто. Франсису Брете было поручено пойти и разобраться самому. Напрасно он пытался любезничать, говоря, что места всем хватит и что надо поддерживать такие маленькие заведения, — Магги сразу прочитала в его взгляде страстное желание увидеть ее поверженной. Она пригласила его на кухню, где предложила порцию баклажанов. Он прожевал ложку и, торопливо проглотив, заявил: Это вкусно, но публике такое не нравится. Вы сейчас пользуетесь феноменом любопытства, но через какое-то время ваши продажи начнут падать, и никто не будет в этом виноват. Законы рынка, мадам Уэйн.

Его визит не застал Магги врасплох. Она сама ввязалась в это состязание, когда обустраивалась на улице Мон-Луи. Ее сочли сумасшедшей, когда она решилась открыть свое предприятие напротив такого гиганта общепита, гиганта, при рождении которого она присутствовала тридцать лет назад, когда вечерами ездила с приятелями в Нью-Йорк на танцы. Она наблюдала открытие самого первого ресторана на Мерсер-стрит и помнила первую его рекламу по телевизору: огромная пицца, которой радуется огромная же семья, и логотип, ставший с тех пор неотъемлемой частью городского пейзажа. Те, кто знал, что такое настоящая пицца, начиная с итальянцев и выходцев из Италии, обходили это место за километр, что не помешало колоссу взойти на трон и властвовать над миром фаст-фуда. Теперь он состоял из двенадцати тысяч ресторанов по всей планете и каждый день открывал новый. Каким же образом удалось отважной Магги затмить своими баклажанами этих, напротив, как называла их Клара?

Франсис Брете вышел после встречи с ней убежденным в огромном коммерческом потенциале баклажанов. Не прошло и двух месяцев, и в их меню, наряду с пиццами, жареными куриными крылышками, салатами из «пасты» и ореховым мороженым, появилась лазанья из баклажанов с пармезаном. Команда «Пармезана» не удержалась и попробовала ее, больше из любопытства, чем из страха конкуренции. Это оказался чисто промышленный продукт: баклажаны были водянистыми, поскольку их не подвергли должной обработке, томатный соус — кислым, поскольку его недостаточно долго тушили, а запеченный пармезан — сильно разбавлен эмменталем. Уже этих трех пунктов было достаточно для оценки. Вынутое из лотка, это имело оранжевый цвет, не пахло ничем, кроме жира, и на вкус не представляло собой ничего особенного. Цена за порцию — четыре с половиной евро — была просто немыслимой, учитывая крайнюю невкусность продукта. В рассованной по всем почтовым ящикам рекламной листовке приводился список питательных веществ, содержащихся в баклажанах, а само блюдо было без зазрения совести объявлено диетическим: вегетарианская лазанья.

Долгие годы находясь рядом с гангстером, вся жизнь которого была подчинена жажде наживы в самой крайней степени, Магги была отлично знакома с логикой максимальной выгоды. Но она не понимала, как магнаты пищевой промышленности могут тратить столько сил и энергии для создания такой гадости. Сколько инженеров трудилось над этим новым продуктом? Сколько новых машин пришлось изобрести, чтобы оптимизировать его производство? Сколько ученых работало над его искусственными составляющими, всеми этими усилителями вкуса и эмульгаторами, восполняющими недостаток натуральных продуктов? Сколько художников и редакторов корпели над рекламой, чтобы придать тошнотворной мерзости окраску лакомства и навесить на эту катастрофически калорийную штуку ярлычок «сбалансированности», чтобы найти наилучший шрифт для слов «здоровый» и «вкус», адресованных публике, давно позабывшей их значение? Магги поражалась, сколько усилий и изобретательности было направлено на достижение единственной цели: превратить деньги в жир, а затем жир — обратно в деньги. Но крестовый поход против столь эффективного цинизма в искусстве перераспределения масс и маркетинга был ей не по плечу. Она вела другую битву, в совершенно противоположном направлении: «Пармезан» стал наивным выражением ее стремления к добрым делам и потребности в товариществе, а ни то, ни другое не имело цены.