Малакай и я (ЛП) - [68]

— Яретцы, ты когда-нибудь была внутри Великого города? — спросила Цитлали, девочка, прожившая всего солнечных десять лет — половину моего возраста, ее любознательностью можно заполнить все вокруг до небес. Ее черные волосы едва доставали до спины, а мои были такие длинные, что почти казались земли.

— Нет, — ответила я на ее вопрос и взяла ее за темную руку. — Мы мацехуальтинцы, — напомнила я ей. Мы недостаточно достойны, чтобы попасть в Великий город.

— Сегодня мацехуальтинец, но солнце взойдет, когда я, Каухтли, сын Матлала, смогу пробудиться как цуаухипильтинец. — Старший брат Цитлали поднял дубинки в сторону храма, приветствуя солнце.

Каухтли слыл лучшим воином в деревне. На голове выбриты волосы по бокам, и там на его коже цвета темной крови проступали метки его предков.

— Цуаухипильтинец, — прошептала я. Я никогда не встречала такого воина, но знала о них — величайшие из воинов, титул, который мог быть дарован только императором и только тем, кто доказал, что больше всех достоин.

— Нет, если император никогда тебя не увидит, — подшутила над ним сестра, и прежде чем он ответил бы подобным выпадом, она бросила мою руку и побежала к деревьям.

— Цитлали, подожди! — кричала я ей, бросившись вслед. Ветер подхватил ее черные волосы, и они развевались на бегу, пока она, смеясь, удалялась в лесу в направлении деревни. — Цитлали!

Пока я шла за ней, под ногами у меня хрустели прутья, я переживала, что она как обычно потеряется. Но она не сильно далеко убежала и упала на колени перед шедшими в сторону Великого города воинами с перьями на головах и пиками в руках.

Поспешив к Цитлали, я обняла ее и тоже готова была склонить голову, когда услышала звук цепей. Не один и не два, но руки десяти воинов были в цепях. Я проследила за связкой, пока не наткнулась взглядом на самого высокого человека, которого когда-либо видела. Такого высокого, что он заслонил собой солнце, проходя мимо меня.

— Пригнись. — Каухтли поспешил к нам и встал на колени, подталкивая мою голову, чтобы я опустила взгляд к земле. — Они схватили Тлахуиколе.

— Кого? — прошептала я.

— Великого воина Тлаксцальтеки, — сказал он, словно я поняла, о чем речь. — Император всех их превратит...

— СВОБОДА! — прокричал воин, которого я не видела, пока весь лес не потонул в криках.

— Беги! — крикнул Каухтли, устремляясь к завязавшейся битве.

Такие же воины, как и тот, самый высокий, внезапно показались из кустов, нападая на воинов Великого города.

— Цитлали, идем, — позвала я. Но она не двинулась, охваченная страхом. И это перестало иметь значение, потому что вскоре я не могла пошевелиться, обнаружив заостренную кость возле своей шеи.

— Не двигайся.

Я чувствовала, как кость вгрызается мне в кожу, как и его взгляд. Чернота вокруг его глаз придавала самим глазам темно-желтый оттенок. Все равно, что смотреть в глаза лесной змее.

— Ш-ш-ш, — прошептала я, закрывая руками лицо Цитлали, чтобы она не видела ничего этого и осталась спокойной. Хотела бы я, чтобы кто-то сделал для меня тоже самое, пока я смотрела, как багровеет зеленая трава.

— А-а-а! — выкрикнул великан, замахнувшись на одного своей цепью, как дубинкой, так, что тот не поднялся.

Великан, Великий воин, Тлахуиколе взглянул на меня, пока на его шее, руках и ногах все еще висели цепи. И эти глаза, и этот шрам, проходящий поверх одного их глаз, были мне знакомы. Воин, не шевелясь, смотрел на меня, а я на него. Он прищурился, хотя еще не был уверен, что подумать обо мне.

И тогда я заговорила первой:

— В этой жизни это последняя жертва.

Глаза его расширились, и я поняла, что он узнал меня. Губы пошевелились, чтобы что-то произнести, но раздался совсем другой голос.

— Еще один! — вскрикнул один из воинов, вместе с другими, загоняя Каухтли на дерево и занося руки для удара.

— НЕТ! — закричала Цитлали и вырвалась из моих рук. Она схватила с земли осколок и бросила воину в лицо.

Тот, что держал оружие у моей шеи, сдвинулся, чтобы бросить его в Цитлали. Я побежала за ней, надеясь ее оттолкнуть, но вместо этого накрыла ее тело своим, ожидая боли, которая так и не наступила.

Внезапно над нами оказалась тень — это был он. Он схватился за копье, попавшее в него, и по руке его потекла кровь.

— Тлахуиколе! — выкрикнул один из них. Но воин молчал. Кивнул остальным, приказывая уходить, но они отказались. — Тлахуиколе, — позвал снова тот же человек, но уже другим голосом, словно предупреждая.

Тлахуиколе ничего не говорил, не шевелился, потому его люди поспешили к цепям, пытаясь сдвинуть его силой, и ярость его обрушилась на них, на неповиновавшихся воинов Великого города.

— Беги домой, — сказала я Цитлали, убирая волосы с ее лица. Она плакала, так что я сжала ее руку как можно сильнее. — Беги!

Она обняла меня и затем убежала в заросли, и ее волосы — последнее, что я видела. Часть меня надеялась, что Цитлали обернется, и я смогу взглянуть на нее еще раз, но этого не случилось, потому мне оставалось только шептать ветру и надеяться, что он донесет ей мои слова.

— Живи долго. Живи достойно. Живи под солнцем, малышка-сестра.

— Бросьте его! — прокричал воин с желтыми, как у змеи, глазами, и все отступили, а воины из Великого города все прибывали.