Максимы - [3]
Когда, в царствование короля Вильгельма,1 были изъяты из обращения старые монеты с обрезанными краями и были выпущены новые, то для того чтобы впредь их не портили, на обрезе монеты достоинством в одну крону стали чеканить слова et decus et tutamen.c Подобной же цели служит и хорошее воспитание.
Знания могут придать человеку вес, но только воспитанность может придать ему блеск, а людей видящих гораздо больше, нежели способных взвесить.
Большинство искусств требуют длительного изучения и усердия, но самое полезное из всех искусств – искусство нравиться – требует только одного – желания.
Надо полагать, что если у человека разумного нет желания нравиться, то у него вообще нет никаких желаний, ибо он не может не знать, что без этого он ничего не добьется.
Искусный дипломат всегда сумеет резко разграничить в своем деле все важное от второстепенного и, будучи откровенен и прост в пустяках, в важных вещах не преминет быть скрытным и настойчивым.
Манерами своими и обращением он во всяком случае постарается сделать своих политических противников личными друзьями. Он будет льстить каждому человеку, располагать его к себе и вместе с тем противодействовать дипломату. Он никогда не оттолкнет от себя людей, начав препираться с ними по поводу вопросов, которые вообще нельзя разрешить, или таких, которые не стоят того, чтобы их разрешали. Он даже почтет за благо отказаться от того, чего не может или не хочет добиться, и, уступив в каком-нибудь пустяке, все окупит потом с лихвой.
Посол, которому поручены важные дела, непременно должен иметь у себя в услужении платных шпионов, но он не должен слишком доверчиво относиться к сведениям, которые они доставляют, ибо сведения эти никогда не отличаются точностью, а зачастую бывают и вымыслом. Самыми надежными его шпионами всегда будут не те люди, которым он платит^а те, которых он сумел привлечь к себе на службу ловкостью своей и обхождением и которые шпионами себя отнюдь не считают.
Есть определенный жаргон, который я бы назвал по-французски un persiflage d’affaires,"1 которым дипломат должен в совершенстве владеть и из которого он может извлечь для себя большую пользу на многолюдных приемах в смешанном обществе и во всех случаях, когда ему прихо-
с и украшение, и защита (лат.).
необходимые в интересах дела шутки (франц.).
дится принимать участие в разговоре, но ни о чем значительном говорить он не вправе. Когда разговор на этом жаргоне ведется умело, он как будто что-то и значит, хотя на самом деле не значит ровно ничего. Это своего рода политическая badinage, она предотвращает или устраняет множество трудностей, с которыми дипломат может столкнуться в смешанном обществе.
Если volto sciolto и pensieri strattif вообще необходимы, то именно в такого рода вещах. У человека с серьезным, важным, угрюмым и таинственным лицом есть foenum in cornu; g тот же, кто ведет себя спокойно, легко и непринужденно, вызывает в людях доверие и не оставляет места для всякого рода догадок и измышлений.
Дипломату за границей всегда приходится притворяться и что-то скрывать. Но ни в том, ни в другом он никогда не должен доходить до фальши и подлости; самое трудное – найти эту середину, здесь нужно уменье. Ему часто приходится напускать на себя радостный вид, когда в действительности он огорчен, и казаться мрачным, когда он чем-то обрадован, но высказывать эти притворные чувства он ни в коем случае не должен, это было бы фальшью и легло бы несмываемым пятном на его доброе имя.
Дипломат обязан быть человеком бережливым. Он должен тратить столько, сколько приличествует его положению и состоянию, но вместе с тем влезать в долги для него гибельно. Это навлекает на него немилость двора, при котором он находится, и вместе с тем он попадает в самую отвратительную рабскую зависимость от двора, который его послал. А так как он лишен возможности обижаться на это дурное обхождение, можно быть уверенным, что ему придется испить его сполна.
Герцог де Сюлли2 очень справедливо замечает в своих «Мемуарах», что возвышению его больше всего способствовала та разумная бережливость, которую он смолоду соблюдал и благодаря которой у него всегда оставалась отложенной некая сумма денег на крайний случай.
Очень трудно в точности определить, где начинается и кончается бе-режливость; наименьшее из зол, лежащих по обе ее стороны, – все же скупость. Ошибку эту можно еще бывает исправить, расточительность же неисправима.
Репутацию человека щедрого стяжать бывает очень легко: она определяется не столько количеством денег, которые ты тратишь, сколько уменьем там, где следует кого-то одарить, сделать это красиво. Например, человек, который даст слуге четыре шиллинга, прослывет скрягой, тогда как тот, кто даст ему крону, приобретет репутацию человека щедрого; таким образом, вся разница между этими двумя противоположными оценками составляет один шиллинг. Репутация человека в этом отношении в значительной степени зависит от того, что будут говорить его собственные слуги: пустячная надбавка к общепринятому жалованью может побудить их отзываться о нем с похвалой.
«Письма к сыну» английского писателя, публициста, философа-моралиста, историка Филиппа Дормера Стенхопа, графа Честерфилда (1694–1773) Вольтер назвал книгой весьма поучительной, самым лучшим из всего когда-либо написанного о воспитании. Нас поражает многое в этих письмах с точки зрения иной среды и эпохи, но мы прекрасно понимаем, что эта книга незаурядная и что она получает вневременной интерес именно потому, что является превосходным отображением эпохи, которой она порождена.
В книге представлен результат совместного труда группы ученых из Беларуси, Болгарии, Германии, Италии, России, США, Украины и Узбекистана, предпринявших попытку разработать исследовательскую оптику, позволяющую анализировать реакцию представителя академического сообщества на слом эволюционного движения истории – «экзистенциальный жест» гуманитария в рушащемся мире. Судьбы представителей российского академического сообщества первой трети XX столетия представляют для такого исследования особый интерес.Каждый из описанных «кейсов» – реализация выбора конкретного человека в ситуации, когда нет ни рецептов, ни гарантий, ни даже готового способа интерпретации происходящего.Книга адресована историкам гуманитарной мысли, студентам и аспирантам философских, исторических и филологических факультетов.
В своем исследовании автор доказывает, что моральная доктрина Спинозы, изложенная им в его главном сочинении «Этика», представляет собой пример соединения общефилософского взгляда на мир с детальным анализом феноменов нравственной жизни человека. Реализованный в практической философии Спинозы синтез этики и метафизики предполагает, что определяющим и превалирующим в моральном дискурсе является учение о первичных основаниях бытия. Именно метафизика выстраивает ценностную иерархию универсума и определяет его основные мировоззренческие приоритеты; она же конструирует и телеологию моральной жизни.
В книге трактуются вопросы метафизического мировоззрения Достоевского и его героев. На языке почвеннической концепции «непосредственного познания» автор книги идет по всем ярусам художественно-эстетических и созерцательно-умозрительных конструкций Достоевского: онтология и гносеология; теология, этика и философия человека; диалогическое общение и метафизика Другого; философия истории и литературная урбанистика; эстетика творчества и философия поступка. Особое место в книге занимает развертывание проблем: «воспитание Достоевским нового читателя»; «диалог столиц Отечества»; «жертвенная этика, оправдание, искупление и спасение человеков», «христология и эсхатология последнего исторического дня».
Книга посвящена философским проблемам, содержанию и эффекту современной неклассической науки и ее значению для оптимистического взгляда в будущее, для научных, научно-технических и технико-экономических прогнозов.
Основную часть тома составляют «Проблемы социологии знания» (1924–1926) – главная философско-социологическая работа «позднего» Макса Шелера, признанного основателя и классика немецкой «социологии знания». Отвергая проект социологии О. Конта, Шелер предпринимает героическую попытку начать социологию «с начала» – в противовес позитивизму как «специфической для Западной Европы идеологии позднего индустриализма». Основу учения Шелера образует его социально-философская доктрина о трех родах человеческого знания, ядром которой является философско-антропологическая концепция научного (позитивного) знания, определяющая особый статус и значимость его среди других видов знания, а также место и роль науки в культуре и современном обществе.Философско-историческое измерение «социологии знания» М.
«История западной философии» – самый известный, фундаментальный труд Б. Рассела.Впервые опубликованная в 1945 году, эта книга представляет собой всеобъемлющее исследование развития западноевропейской философской мысли – от возникновения греческой цивилизации до 20-х годов двадцатого столетия. Альберт Эйнштейн назвал ее «работой высшей педагогической ценности, стоящей над конфликтами групп и мнений».Классическая Эллада и Рим, католические «отцы церкви», великие схоласты, гуманисты Возрождения и гениальные философы Нового Времени – в монументальном труде Рассела находится место им всем, а последняя глава книги посвящена его собственной теории поэтического анализа.