Максимы и мысли. Характеры и анекдоты - [52]

Шрифт
Интервал

Г-н де Калонн, намереваясь впустить к себе в кабинет каких-то лая, никак не мог отпереть дверь, о...ключ!п,-нетерпеливо выругался он, но тут же спохватился и сказал: оПрошу извинить, но жизнь доказала мне, 'что только это слово помогает в любом затруднениип. И в самом деле. -замок тут же открылся.

Я спросил М*, почему он предпочитает оставаться безвестным, лишая людей возможности облагодетельствовать его. оЛучшее благодеяние, которое они могут мне оказать.-это предать меня забвениюп,-ответил он.

Г-н* что-то обещал г-ну Л* и дал ему в этом слово дворянина. оЕсли не возражаете,-ответил Л*, - дайте мне лучше слово честного человека п .

Знаменитый Вен Джонсон говаривал, что каждый, кто берет музу в жены, умирает с голоду, тогда как тот, кто делает ее своей любовницей,. живет припеваючи. Эти слова напоминают замечание Дидро-я сам слышал от него эту фразу - о том, что литератор, если он человек разумный, может сойтись с женщиной, способной состряпать книгу, но жениться должен лишь на женщине, которая умеет состряпать обед. Но есть еще одна, более приятная возможность: не брать в любовницы женщину, пишущую книги, а в жены-вообще никакую.

М* говорил: оНадеюсь, наступит день, когда, выйдя из Национального собрания, где будет председательствовать еврей, я отправлюсьп на свадьбу католика, который только что развелся с лютеранкой и теперь. женится на юной анабаптистке, а после венчания мы все отобедаем у кюре, тоже состоящего во втором браке, и он представит нам свою новую. жену, молодую особу англиканского вероисповедания и дочь кальвинисткип.

Г-н де М* сказал мне: оТолько человек незаурядный осмеливаетсп сказать фортуне: оЯ подпущу тебя к себе лишь при условии, что ты покорно наденешь на себя ярмо моих капризов", или дерзает заявить славе: ?Ты - всего-навсего потаскушка, и я готов поразвлечься с тобой, но немедля прогоню теья, если ты станешь чересчур развязной и назойливой п.. Говоря это, де М* живописал самого себя: у него именно такой характер.

Об одном придворном, человеке легкомысленном, но, в сущности, неизвращенном, говорили: оОн запылился на ветру, но не вывалялся н грязип.

М* считал, что философ должен сперва обрести счастье, которое является уделом мертвецов, то есть стать неуязвимым для страдания ипребывать в покое, и только потом изведать счастье, доступное лишь живым, то есть начать мыслить, чувствовать и радоваться.

Г-н де Верженн не любил литераторов: как известно, ни один из выдающихся сочинителей не воспел в стихах мир 1783 года.*' По этому поводу кто-то заметил: оПоэты молчат по двум причинам: во-первых, этот мир ничего не принес поэтам; во-вторых, слишком непоэтичен сюжетп.

Я спросил М*, почему он не женится-партия-то ведь выгодная. оЯ не женюсь из боязни, как бы сын мой не вышел в отцап,-ответил он, чем поверг меня в немалое изумление: я знал, что М* - человек ц высшей степени порядочный. Тогда он пояснил: оДа, да, я боюсь, что мой сын вместе с бедностью унаследует от меня неумение лгать, заискивать, пресмыкаться и ему придется пройти через те же испытания, через которые прошел яп.

Некая дама разглагольствовала о своей добродетели и, по ее словам, слышать больше о любви не хотела. Услышав такие речи, один острослов заметил: оК чему вся эта похвальба? Неужели она не может найти себе любовника иным способом?п.

В дни собрания нотаблей кто-то попробовал заставить говорить попугая г-жи*. оНе трудитесь,-вмешалась она. - Из него слова не выжмешьп. - оНа что же он тогда годен? Заведите попугая, который, на худой конец, умел бы кричать: ?Да здравствует король!п. - оУпаси меня боже! - воскликнула г-жа*. - Зачем мне такой попугай? Его тотчас же назначили бы нотаблем*п.

Некоему привратнику дети его покойного хозяина отказались выплатить тысячу ливров, полагавшуюся ему по завещанию их отца. Я посоветовал бедняге истребовать эту сумму по суду. оНеужели вы думаете, сударь,-возмутился он, - что я заведу с ними тяжбу? Ведь я служил их отцу двадцать пять лет, а им самим служу уже пятнадцать*п. Даже в несправедливости своих господ несчастный усмотрел лишь предлог для того, чтобы сделать им щедрый подарок.

М* спросили, почему природа устроила так, что любовь не подвластна. разуму. оПотому,-ответил он, - что у природы одна цель-продолже

ние рода человеческого, а для того, чтобы ее достигнуть, вполне достаточно одной нашей глупости. Природе безразлично, обращаюсь ли я, пьяный, к услугам служанки из кабака, а порой и просто уличной девки или же после двухлетних домогательств получаю руку Клариссы,и в том, и в другом случае цель достигнута. А если бы я внимал разуму, он уберег бы меня и от служанки, и от девки, и, вероятно, даже от Клариссы. Что сталось бы с людьми, если бы они покорствовали только разуму? Кто из мужчин захотел бы сделаться отцом и обречь себя на бесконечные заботы в течение многих летЖакая женщина согласилась бы расплачиваться девятимесячным недугом за несколько минут эпилептических содроганий? Вырывая нас из-под ига разума, природа укрепляет свою власть над нами. Вот почему в любви она равняет Зеновию с ее птичницей. Марка Аврелия с его конюхомп.


Рекомендуем почитать
История животных

В книге, название которой заимствовано у Аристотеля, представлен оригинальный анализ фигуры животного в философской традиции. Животность и феномены, к ней приравненные или с ней соприкасающиеся (такие, например, как бедность или безумие), служат в нашей культуре своего рода двойником или негативной моделью, сравнивая себя с которой человек определяет свою природу и сущность. Перед нами опыт не столько даже философской зоологии, сколько философской антропологии, отличающейся от классических антропологических и по умолчанию антропоцентричных учений тем, что обращается не к центру, в который помещает себя человек, уверенный в собственной исключительности, но к периферии и границам человеческого.


Бессилие добра и другие парадоксы этики

Опубликовано в журнале: «Звезда» 2017, №11 Михаил Эпштейн  Эти размышления не претендуют на какую-либо научную строгость. Они субъективны, как и сама мораль, которая есть область не только личного долженствования, но и возмущенной совести. Эти заметки и продиктованы вопрошанием и недоумением по поводу таких казусов, когда морально ясные критерии добра и зла оказываются размытыми или даже перевернутыми.


Диалектический материализм

Книга содержит три тома: «I — Материализм и диалектический метод», «II — Исторический материализм» и «III — Теория познания».Даёт неплохой базовый курс марксистской философии. Особенно интересена тем, что написана для иностранного, т. е. живущего в капиталистическом обществе читателя — тем самым является незаменимым на сегодняшний день пособием и для российского читателя.Источник книги находится по адресу https://priboy.online/dists/58b3315d4df2bf2eab5030f3Книга ёфицирована. О найденных ошибках, опечатках и прочие замечания сообщайте на [email protected].


Самопознание эстетики

Эстетика в кризисе. И потому особо нуждается в самопознании. В чем специфика эстетики как науки? В чем причина ее современного кризиса? Какова его предыстория? И какой возможен выход из него? На эти вопросы и пытается ответить данная работа доктора философских наук, профессора И.В.Малышева, ориентированная на специалистов: эстетиков, философов, культурологов.


Иррациональный парадокс Просвещения. Англосаксонский цугцванг

Данное издание стало результатом применения новейшей методологии, разработанной представителями санкт-петербургской школы философии культуры. В монографии анализируются наиболее существенные последствия эпохи Просвещения. Авторы раскрывают механизмы включения в код глобализации прагматических установок, губительных для развития культуры. Отдельное внимание уделяется роли США и Запада в целом в процессах модернизации. Критический взгляд на нынешнее состояние основных социальных институтов современного мира указывает на неизбежность кардинальных трансформаций неустойчивого миропорядка.


Онтология трансгрессии. Г. В. Ф. Гегель и Ф. Ницше у истоков новой философской парадигмы (из истории метафизических учений)

Монография посвящена исследованию становления онтологической парадигмы трансгрессии в истории европейской и русской философии. Основное внимание в книге сосредоточено на учениях Г. В. Ф. Гегеля и Ф. Ницше как на основных источниках формирования нового типа философского мышления.Монография адресована философам, аспирантам, студентам и всем интересующимся проблемами современной онтологии.